Борис Леонов - История советской литературы. Воспоминания современника
Скромный, спокойный человек. Но в нем ощущалась внутренняя сила. Завязанные в узлы скулы, крутой подбородок и стальной блеск в серых глазах. Истоком этой силы была, как мне представляется, суровая школа войны, которую он прошел по полной программе. Сначала воевал на Карельском перешейке во время финской кампании. Затем всю Великую Отечественную был пулеметчиком. Он хорошо представлял себе эту опасную военную профессию:
С железной рукояткой пулемета
он не снимал ладоней в дни войны…
Опасная и страшная работа.
Не вздумайте взглянуть со стороны.
Эхо войны звучит и в его первых сборниках «У меня на родине», «Сквозь радугу», «На уровне сердца»…
И вот, спустя несколько лет, я встретил Владимира Семеновича в книжной лавке писателей на Кузнецком мосту.
Он стоял, держа в руках книгу писателя, известного тем, что тот возглавлял одно из московских книжных издательств. И пользуясь этим, издавал ежегодно по одной, две книги в других издательствах.
К Жукову подошел, видимо, его знакомец, взглянул на книгу, которую просматривал Владимир Семенович, и сказал:
— Смотри, а этот-то очередной том выпустил в свет!
Закрыв книгу, Жуков спокойно ответил:
— Не в свет выпустил, а пустил по миру…
252
Поэта Виктора Аркадьевича Урина я видел дважды.
Один раз в издательстве «Молодая гвардия», когда он выступил перед коллективом с предложением создать всемирный журнал «Глобус», в котором должны были, по его представлениям, печататься поэты всех стран мира и редактором которого будет он.
И второй раз в ЦДЛ, когда на одном из собраний он гневно обвинял коллег в том, что они терпят «ильилинчевание» себя в стенах Правления Московской писательской организации. При этом он имелв виду секретаря по оргвопросам В.Н.Ильина, в прошлом генерала-лейтенанта КГБ.
Об этом эпизоде я рассказал Владимиру Кирилловичу Карпеко, которого многие знали по песням к кинофильмам, особенно по песне «Я сказал тебе не все слова». Кстати, о поэте Карпеко я не раз писал в периодике. Утверждал, что его поэзия взросла как-бы на биографии его души. А душа вобрала опыт фронтового разведчика, не раз и не два раненого. Как этот опыт можно ощутить в ткани стихов? Вот, скажем, одно из лучших его стихотворений:
Осенний лес накрыт тяжелой тучей.
Осинок тонкоствольных голытьба
окружена шиповником колючим,
как чья-то позабытая судьба.
И редко-редко, как надежды промельк,
два-три листочка желтых ловит взгляд.
Они, случайно задержавшись в кроне,
как солнечные зайчики висят.
Рябины на ветру пылают ярко.
Огнем их перекрыты все пути.
И хочется из этого пожара
кого-то безымянного спасти.
Вот в этих аккордных строках и выявляется душевный опыт человека, прошедшего через огонь Великой Отечественной…
Так вот Владимиру Кирилловичу я и поведал о Викторе Урине. Карпеко улыбнулся:
Ну я-то знаю неуемную энергию и немного скандальную натуру Виктора. Причем у него столько энергии, что его вполне можно подключать к единой энергосистеме страны. Ты знаешь ведь, что он проехал по всей стране на своей машине — не то на «Москвиче», не то на газике и регулярно помещал репортажи с трассы путешествия в периодике. Кроме того собрался совершить авиаперелет над страной на персональном вертолете.
Да, да. Почему я об этом знаю? Да нам в секции поэзии пришлось заниматься проблемой уринского вертолета. Возглавлял тогда секцию Ярослав Васильевич Смеляков.
— А почему это вы занимались вертолетом? — подивился я.
— А ты что ж не знаешь, что любой бумаге, написанной на верх, у нас дают зеленый путь по инстанции вниз. Он обратился в Совмин, на имя Алексея Николаевича Косыгина. Из канцелярий Председателя Совмина бумагу переслали в какое-то управление Министерства авиапромышленности. Там глянули: откуда письмо? Из Союза писателей? И отправили его в Союз, чтобы в самой творческой организации разобрались с просьбой их члена. Ну, а Секретариат Союза направил письмо Урина в Московскую писательскую организацию. А стало быть, в секцию поэзии.
— И чем же закончилось ваше заседание по существу запроса поэта Виктора Аркадьевича Урина?
— Предложением Ярослава Васильевича. Он сформулировал его так: пусть Урин вставит себе пропеллер в жопу и изображает из себя летающий вертолет…
253
Среди посетителей сатирического журнала «Бегемот», в котором работал Михаил Михайлович Зощенко, было немало и представительниц прекрасного пола. Влекло их не только желание напечататься, но и возможность увидеть, что называется живьем, классика смешного жанра.
— Однажды, — рассказывал Владимир Поляков, — в редакцию пришла девушка лет семнадцати, очень похожая на гимназистку. Так описал ее сам Михаил Михайлович. Стесняясь, она спросила: «Михаил Михайлович, можно я оставлю вам рассказ. Почитайте. А дня через три я приду за ответом».
Так и случилось.
При встрече с девушкой Зощенко спросил:
— Скажите, вы раньше сочиняли что-нибудь сатирическое?
— Сочиняла.
— И много у вас сочинено?
— Немного. Рассказов штук сорок.
— Вот как. И что же вы с ними делали? — продолжал спрашивать Зощенко.
— Читала родным и знакомым.
— Что же они говорили?
— Разное, — ответила девушка. — Один дядя посоветовал прекратить это пустячное дело, а другие советовали обратиться к врачу, желательно по нервным болезням.
— И вы знаете, — закончил свой рассказ об этом свидании Михаил Михайлович, — я чуть было с ней не зарегистрировался, но время вспомнил что к тому времени уже был женат…
254
Ребята в журнале «Сельская молодежь», который возглавлял Олег Максимович Попцов, рассказывали про своего шефа, что он пришел в журнал из ЦК комсомола, где был одним из руководителей отдела агитации и пропаганды.
А до этого Попцов возглавлял Ленинградский сельский обком ВЛКСМ.
И отличался как руководитель тем, что очень любил выступать перед самыми разными аудиториями. Он много ездил по области. И когда в том или ином колхозе узнавали, что приедет Попцов, местные начальники тут же собирали сельский сход.
Тогда-то, видимо, и родилась эта эпиграмма на комсомольского вожака:
Прибежали в избу дети,
Второпях зовут отца:
— Тятя, тятя… В сельсовете
Выступление Попца…
255
