Григорий Дольников - Летит стальная эскадрилья
Я хорошо знал Николая - мы вместе пришли на фронт, только попали в разные части. Тяжело было слушать рассказ Ирины о его последнем бое, и в тот вечор еще долго шел разговор о подвиге летчика, о таране - оружии храбрых. Так наша "комсомольская богиня" зажигала сердца воздушных бойцов.
Забегая вперед, скажу, что после войны Ирина Викторовна Дрягина окончила сельскохозяйственную академию, много и упорно работала, стала доктором сельскохозяйственных наук. Она выращивает сейчас новые сорта цветов - самая мирная профессия на земле. Когда же после длительных опытов и исследований появляются удивительной красоты гладиолусы, ирисы, в их названиях звучат имена тех, кто бесстрашно боролся за победу, на не дожил до нее: "Евгения Руднева", "Галина Докутович", "Марина Раскова", "Герои Мариуполя"...I
Однако все это будет потом, спустя годы. А тогда, ранним утром 16 апреля 1945 года, после мощной артиллерийской и авиационной подготовки наши войска перешли в наступление. Темп его был необычайно стремительный: уже 22 апреля мы перебазировались на аэродром Нейхаузен, всего в нескольких десятках минут полета до Берлина. Отсюда мы прикрывали наземные войска, переправы на Эльбе.
Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Остервенело дрались лучшие, преданные фюреру асы. К каждому боевому вылету приходилось готовиться тщательно и всесторонне, учитывая обстановку в предыдущем полете.
...Группа Дмитрия Глинки сменила группу Михаила Петрова, далее - группа Василия Сапьяна, Алексея Труфанова, Василия Пшеничникова, Сергея Сахарова. Я со своими летчиками вышел на смену Сахарову. До Эльбы еще далеко, но мы уже связались по радио:
- "Сокол-22", я - Борода. Как обстановка?
- Борода, пока спокойно. Слышал, где-то южнее соседи подрались с "фоккерами".
- Проси "33", я на подходе!
Такими короткими фразами мы обменивались при смене групп в воздухе. Эта информация помогала бойцам настроиться на успешное выполнение задания.
В последние апрельские дни Дмитрий Борисович Глинка довел свой боевой счет до круглой суммы - 50 сбитых!
Пятьдесят фашистских самолетов уничтожил один советский летчик, простой украинский парень из шахтерской семьи. Пополнили число лично сбитых вражеских самолетов и другие мои однополчане - Сахаров, Патрушев, Сапьян, Синюта, Труфанов, Чулаев, Кондратьев, Щепочкин.
В воздухе в основном уже только самолеты с красными звездами. Внизу прославленные "илы" - они штурмовали укрепленные позиции фашистов. Стабильно и метко наносили бомбовые удары по наиболее укрепленным объектам бомбардировщики Петлякова. Истребители плотно прикрывали своих летных собратьев от противника. В одном из таких вылетов, помню, кто-то передал мне в эфир:
- Борода, впереди слева пара "худых"!
Всмотревшись внимательно, я увидел пару, но не "мессершмиттов", а "фоккеров".
- Щепочкин, прикрой! Атакую! - передал товарищу и энергично развернулся влево.
"Фоккеры" заметили мой маневр и с большой перегрузкой попытались уйти из-под удара. По почерку понял, что это не новички. Наконец мне удалось зайти одному из них в хвост. Вот он в прицеле! Дистанция сокращалась, палец уже на гашетке пулеметов и кнопке от пушки. Но что это?.. В направлении "фоккера", идущего выше меня, промелькнула трасса огня.
- Ты что одурел, Щепочкин! - возмутившись, крикнул по радио, думая, что это ведущий второй пары Костя Щепочкин не выдержал и застрочил.
- Я сзади и выше. Это какие-то "яки" работают, - спокойно ответил Щепочкин.
- Так ведь это же наши "фоккеры"! - тотчас передал кто-то с "яков", и я увидел, как пара краснозвездных истребителей медленно выплыла вперед сверху, преграждая мне путь к гитлеровцам.
- Ну бейте же поточнее, если вмешались! - с досадой бросил "якам" и тут же увидел вспышку пламени, густой шлейф дыма от падающего "фоккера".
"Все же отобрал "як" моего фрица! Ну да ладно", - совсем успокоившись, подумал про себя, а сам продолжал внимательно вглядываться в пространство над зловещим, чужим Берлином...
Вот так изменилась обстановка к концу войны: последних фашистских асов еле поделили между собой. Но победа-то у нас была одна - общая.
4 мая 1945 года все летчики полка побывали в поверженном Берлине. Мы ехали по улицам, наспех расчищенным от развалин, подбитой техники. Пахло гарью и дымом. Главная аллея города Унтер ден Линден была разрушена. На уцелевших зданиях из каждого окна свисали белые флаги капитуляции. По многим улицам куда-то в направлении центра шли изможденные люди, несшие флажки своих стран. Они радостно приветствовали нас, а в их печальных, измученных глазах стояли слезы. Повсюду виднелись советские танки, орудия. Солдаты-победители пели "Катюшу"...
У рейхстага было многолюдно и шумно. Все устремились к этому серому, сильно поврежденному снарядами и автоматными очередями зданию - каждому хотелось оставить на рейхстаге автограф. Больше всего было надписей на колоннах: имена, фамилии - кто и откуда, из какой стороны России сюда пришел. Потом группами сфотографировались у колонн рейхстага, у Бранденбургских ворот. Вокруг, на улицах и площадях, звонко играли русские трехрядки, лихо отплясывали под них ярославские, воронежские, курские парни...
8 мая мы перелетели на новое место базирования - Гроссенхайн. Это был первоклассный аэродром с искусственной бетонкой, хорошими ангарами, складами, казармами для солдат и столовыми. Летчики разместились в благоустроенной гостинице, в отдельных комнатах на два-три человека, а руководящий состав - в одноместных номерах. Работники батальона аэродромного обслуживания постарались здесь, как нигде: мягкие матрацы, белоснежные простыни; шкафы, зеркала, цветы. Вечером в открытые окна потянуло ароматом только что расцветшей сирени, и в ту ночь мы долго не спали. А когда уснули, уже перед рассветом, послышался невероятный шум, крики, беспорядочная стрельба... Сначала мне показалось, что это все действительно во сне, но стрельба становилась отчетливее: нарастали слабые пистолетные выстрелы, становились громче винтовочные, потом автоматные и даже пулеметные и пушечные очереди.
Вскочив с белоснежной постели, я выхватил из-под подушки пистолет и спешно, едва одевшись, выбежал в коридор. Там уже многие были на ногах и все что-то кричали. Понять, что же произошло, было невозможно. Мелькнула мысль может, на аэродром высадили десант? Но до сознания доходило другое долгожданное, кем-то медленно и торжественно произнесенное слово "По-бе-да!". От нараставшей стрельбы стало светлей. Вижу полураздетых Дмитрия Глинку, Петрова, Лукьянова, Козлова - все палят из пистолетов прямо в окно. Кто-то неизвестно откуда приволок ящик с патронами. Этот своеобразный салют продолжался минут пятнадцать - двадцать. Потом, словно очнувшись, мы бросились обнимать друг друга. Радостью сияли солдатские глаза, светились обветренные, тронутые весенним загаром лица боевых друзей.
