Альфред Штекли - Томас Мюнцер
Магистрат бросил клич: «Каждый, кому дорог закон и порядок, пусть с мечом и в кольчуге поспешит к ратуше! Надо немедленно положить конец разгулу непокорной черни!»
Во главе сильного отряда Бодунген снова явился к монастырю. Он позеленел от злости, когда увидел, что во всю ширину улицы плечом к плечу стоят ряды мастеровых, и у каждого в руках оружие. Нет, не случайно схваченная палка, доска или булыжник — длинные мечи, копья, пищали.
Так и стояли на узенькой улочке два отряда. За спиной одного Бодунген, обернувшись, видел пустую мостовую и несколько любопытных, позади другого— все прибывающую и прибывающую толпу…
От бессильной ярости Бодунген едва мог говорить. Но его и не слушали. Он должен побыстрей уносить ноги! Он велел своим людям повернуть обратно. Повторять приказа не пришлось.
Перед членами магистрата сдерживаться он не стал. Многое повидал он на своем веку, но того, что последнее время творится в Мюльхаузене, он сносить больше не в силах. Впредь своих обязанностей начальника стражи он исполнять не будет и просит об отставке.
Черный дым костров, горевших на монастырском дворе, поднимался высоко к небу. Последнее гнездо духовенства в Мюльхаузене было разорено. На что теперь обратится ярость мастеровых? В домах вокруг ратуши не спали. Как пройдет ночь? Сейчас нельзя было, заперев ворота, отрезать одно предместье от другого и закрыть для черни доступ к сердцу города. Воротами распоряжались ахтманы, там висели их замки и стояли их караулы.
Утром ахтманы от имени предместий потребовали, чтобы магистрат согласился ввести в Мюльхаузене правление по божьему слову. Об этом они уже слышали в сентябре! Знают они это божье слово! Сейчас Мюнцер удовольствуется конфискацией монастырского добра и обеспечением нуждающихся крестьян зерном, но у него на уме другое. В его устах «жить по-евангельски» значит упразднить существующую власть и установить общность имущества! Враги Мюнцера рисовали страшные картины: если новый пророк победит, то народ больше не захочет работать! Если кому потребуется хлеб или отрез сукна, то он пойдет к богатому и скажет: «Поделись со мной, как велел Христос. Не отдашь добровольно, возьмем силой!» Такое божье слово страшней чумы!
Советники побоялись открыто объявить о своем несогласии с ахтманами и всеми средствами старались выиграть время. Они надеялись, что посланные тайком гонцы сумеют добиться от князей быстрой и действенной помощи.
Отцы города прекрасно понимали, что бочки пива теперь уже не помогут удержать власть и успокоить горластых смутьянов. Иные пришли времена!
Трехдневные переговоры окончились ничем. Цехи собирались на сходки. Раз магистрат не принимает справедливых требований, его надо сместить! Сходки протекали очень бурно. Советников пора потянуть к ответу. Сколько они причинили вреда! Их надо заставить возместить городу все убытки.
Нет, нет, этого мало! Все члены магистрата сплошь воры и мошенники. Их надо прямо в ратуше и арестовать. Тем, кто дольше остальных был у власти, следует отрубить головы, а того, кто недолго правил, надо обрядить в длинное серое одеяние. И пусть они всю жизнь носят это позорное рубище в наказание за свои злодейства!
На сходках Мюнцер доказывал, что не советники, а община должна решить вопрос о власти. Править в Мюльхаузене будет Вечный совет!
Успех выступлений Мюнцера и Пфейфера был настолько велик, что от магистрата отступились даже многие его приверженцы. Ему пришлось согласиться, чтобы жители поименным голосованием высказали свою волю: оставаться ли у власти старому совету или избрать новый.
16 марта толпы людей устремились к церкви св. Марии. За столами сидели писцы. Они записывали мнение горожан. Когда голосование пришло к концу, Пфейфер с амвона огласил итоги. Подавляющее большинство высказалось за немедленное смещение магистрата.
В тот же день был выбран Вечный совет. Нсшью еще целый ряд бывших магистратов, боясь возмездия, скрылись из города. Что, если бунтовщики, почувствовав силу, и впрямь начнут обряжать в позорные рубища и сечь головы?
Церемония передачи власти Вечному совету состоялась 17 марта. На этот раз в верности Вечному совету клялись все жители, не только «полноправные» горожане, но и люди, которые раньше никогда не присягали, в том числе и слуги.
Мюнцер и Пфейфер никаких официальных должностей в Вечном совете не занимали. Но они присутствовали на заседаниях и объявляли, насколько то или иное решение соответствует божьему слову.
Вечный совет умело вершил всеми делами. Недостатка в продовольствии Мюльхаузен не испытывал. Католическое богослужение было уничтожено. Ценности, изъятые из церквей и монастырей, — облачение священников, бархат, шелк, жемчуг, оклады икон — были проданы с публичного торга. Полученные средства сданы в казну. Имущество, отобранное у Тевтонского ордена, было употреблено на то, чтобы в окрестных деревнях всех нуждающихся обеспечить ячменем и овсом. В казне был наведен строжайший порядок. Сведущие люди тщательно вели приходо-расходные книги. Напрасно злопыхатели надеялись, что в Мюльхаузене воцарится разруха.
В феврале и крестьяне Верхней Швабии взялись за оружие. Ждать, пока господа соблаговолят ответить на жалобы крестьян? Суд должен разрешить все споры? Но какой суд? Тот самый, где восседают крючкотворы? Они смеются, когда слышат о божьем праве: может быть, мужики еще хотят, чтобы сам Христос, сошедши с небес, явился в суд разбирать их тяжбу? Так никогда не видать свободы! Раз господа не желают признавать божьего права, а все твердят о существующих законах, то нечего больше уповать на успех судебного разбирательства.
Крестьяне Верхней Швабии принялись громить монастыри и разрушать замки. «Впредь над народом не должно быть никаких властителей! Этого требует божье право», — говорили сторонники Мюнцера. Не все соглашались с таким толкованием. Люди более состоятельные и осторожные призывали к умеренности — зачем прибегать к силе, если господа пообещают уменьшить бремя, отягощающее мужиков, и уничтожить крепостное состояние?
Руководители самых крупных крестьянских отрядов Верхней Швабии согласились на переговоры.
В противоположность «Статейному письму» их программа — «12 статей» — не была программой борьбы. Она должна была послужить основой для переговоров. Здесь божье право толковалось в духе учения Цвингли.
Крестьяне настаивали на праве выбирать себе пастыря, обязывались платить «большую десятину»— десятину с зерна, которая шла бы на содержание священника, на помощь бедным и на другие нужды общины, — но отказывались от «малой десятины» — с плодов, овощей и скота. Крепостное состояние, как противоречащее писанию, подлежит отмене. Крестьяне должны иметь право охотиться, ловить рыбу и пользоваться лесами, которые господа незаконно себе присвоили. Господин не должен принуждать крестьянина к барщинным работам сверх договора и обязан довольствоваться справедливыми поземельными платежами. Наказывать штрафами можно сообразно со старыми писаными законами, но отнюдь не по произволу. Захваченные господами луга и пашни должны быть возвращены общине. «Посмертный побор», свидетельствующий о крепостной зависимости, следует отменить.
