Лаврентий Берия - «С Атомной бомбой мы живем!» Секретный дневник 1945-1953 гг
Он мне в этом отказывал, мотивируя это тем, что без меня он на известное время может выбыть как-то из колеи жизни. Я, поверив в силу привычки человека, осталась дома с тем, чтобы не нарушать ему семью и дать ему возможность, когда он этого захочет, отдохнуть в этой семье. Я примирилась со своим позорным положением в семье с тем, чтобы не повлиять на его работоспособность отрицательно, которую я считала направленной не вражеским, а нужным и полезным (так в тексте. — С.К.).
О его аморальных поступках в отношении семьи, о которых мне также было сказано в процессе следствия, я ничего не знала. Его измену мне, как жене, считала случайной и отчасти винила и себя, т. к. в эти годы часто уезжала к сыну, который жил и учился в другом городе (Ленинграде. — С.К.)».
О ком здесь сказано, я не знаю. Однако вряд ли выше речь о пресловутой несовершеннолетней Вале Дроздовой, изнасилование которой инкриминировал Берии хрущёвец Руденко в 1953 году. Если всё же Нино имеет в виду Дроздову, то она должна быть старше, чем обычно утверждается. Дроздову подают порой также не как жертву насилия «вурдалака Берия», а как просто послевоенную пассию Л.П. Берии, которая якобы даже имела от него дочь Марту. Вот только хотелось бы хоть раз увидеть хотя бы фото этой Марты и факсимиле её документов, где указаны её родители.
Так или иначе, уже из письма вдовы Берии видно, что Лаврентий Павлович не был бабником. Ведь если бы он был им, его измену жена не считала бы случайной. Да и узнала бы тогда она об этой измене не от самого мужа. Письмо Нино сразу ставит крест и на всех сплетнях о кавказских «любовных похождениях» Берии — уж о них-то темпераментные подруги Нино ей бы все уши прожужжали.
Напротив, как видно из того же письма Нино, Берия, сошедшись с другой женщиной, явно тяготился возникшей раздвоенностью своей личной жизни. Циничные гиперсексуальные мужчины так себя не ведут.
Можно лишь восхищаться тем, как Нино Теймуразовна Берия-Гегечкори, находясь с лета 1953 года в заключении в условиях психологического террора, сохранила достоинство, ясность мысли и… верность памяти мужа. Она не могла прямо сказать, что не верит в те гнусности, которые о нём начали распространять хрущёвцы, но тонко дала понять в письме от 7 января 1954 года, что эти жалкие измышления её не убедили в вине Берии перед народом.
Сорокадевятилетняя Нино заявляет — формально Хрущёву и ЦК, а фактически — потомкам и будущим историкам:
«Заявляю со всей ответственностью, вытекающей из этого заявления после полугодового заключения и следствия по моему делу, что я никогда (выделение жирным курсивом везде моё. — С.К.) не встречала человека, заявившего мне в какой-либо форме недовольство Советской властью или отдельными представителями деятелей партии и Советского государства…
Действительно страшным обвинением ложится на меня то, что я более тридцати лет (с 1922 г.) была женой Берия и носила его имя. При этом, до дня его ареста, я была ему предана, относилась к его общественному и государственному положению с большим уважением и верила слепо, что он преданный, опытный и нужный для Советского государства человек (никогда никакого основания и повода думать противное он мне не дал ни одним словом). Я не разгадала, что он враг Советской власти, о чем мне было заявлено на следствии. Но он в таком случае обманул не одну меня, а весь советский народ, который, судя по его общественному положению и занимаемым должностям, также доверял ему».
Проанализируем эти слова Нино Берия…
О чём говорит, например, её заявление о том, что она никогда не встречала человека, недовольного Советской властью и деятелями партии и Советского государства? Ведь ей за её жизнь не могли не попадаться такие люди. Но она имеет в виду, конечно же, Лаврентия Павловича, заявляя, что она «никогда не встречала человека», настроенного против Советской власти.
А разве не об уверенности жены в преданности её мужа Советской власти говорит заявление о том, что думать противное Берия не давал ей «никогда никакого основания ни одним словом»?
Нино Берия сознаёт и признаёт, что то, что она была женой Берии, ложится на неё «страшным обвинением», однако она не считает это виной.
Она не заявляет, что не разгадала, что её муж — враг Советской власти, а очень тонко отмечает: «Я не разгадала, что он враг Советской власти, о чем мне было заявлено на следствии». И такой чёткой формулировкой показывает, что ставит заявление следствия под сомнение! А далее Нино не менее тонко подчёркивает, что как преданного, опытного и нужного для Советского государства человека рассматривала Берию — в соответствии с его делами и деятельностью — не только она, его жена. Так его оценивал — по делам его — весь советский народ!
Удивительно, как часто нынешние «историки» игнорируют поразительные свидетельства, подобные письму Нино Берия, и как часто они некритически считают достоверными явные басни.
Приведу три занятных примера на одну и ту же тему…
Оренбургский журналист В. Совельзон со ссылкой на рассказ крупного советского учёного в области радиотехники и радиоэлектроники, академика, Героя Социалистического Труда инженер-адмирала Акселя Ивановича Берга, пишет в 1999 году о разговоре Сталина в 1940 году с арестованным Бергом, доставленным к «вождю» из узилища. Цитирую по книге В. Хозикова «Секретные боги Кремля. Рождение техноимперии». (М.: Яуза, Эксмо, 2004, стр. 182–183):
«И вот вводят меня в кабинет (в котором Берг, вообще-то, ни разу в жизни не был. — С.К.). Навстречу Сталин.
— Здравствуйте, товарищ Берг. Я знаю, что с вами произошло. Это была ошибка, и мы ее исправим.
И после небольшой паузы — раздумчиво и веско:
— Но вообще я считаю, что каждый большевик должен хотя бы немного посидеть в тюрьме. Я вот тоже сидел.
«Вы-то хоть в царской, а я-то за что?» — мысленно ору я, вспомнив своих костоломов («Изуродованный в НКВД пытками» А.И. Берг благополучно скончался в 1979 году, 86 лет от роду. — С,К.)…».
А вот как московский журналист М. Ребров описывает разговор Сталина с доставленным 20 июля 1941 года к нему арестованным бывшим наркомом вооружения Ванниковым (он у Сталина бывал много раз, в том числе — и 20 июля 1941 года, попав в Кремль прямо из тюрьмы, но встреча Сталина с Ванниковым и их разговор происходили не наедине, как утверждал позднее Ванников, а в присутствии Молотова, Маленкова и Берии):
«Сталин прошелся по кабинету, раскурил трубку и, чтобы заполнить паузу, сказал:
