Михаил Михалков - В лабиринтах смертельного риска
Нервное напряжение спало, и я сидя заснул… И снился мне бой, тот страшный бой около березовой рощи, где генерал Кирпонос, громко крича: «Вперед, за Родину!» — стреляя на бегу из пистолета, повел в штыковую контратаку группу командиров… Это была жестокая схватка… Советские командиры схлестнулись с фашистами насмерть, они душили их, кололи штыками…
Фашисты дрогнули и откатились в кукурузное горящее поле, но прорваться нашим все-таки не удалось. В этом бою генерал Кирпонос был дважды ранен, его унесли в рощу и положили на носилки около штабной машины… Он бредил…
Я просыпался и снова засыпал.
То снился мне Функ с его крикливой речью, то театрально улыбающаяся Ева, то славная Беата, и почему-то я отчетливо увидел авантюриста Савинкова в позолоченной карете с его цирковой лошадью, танцующей на парижской улице…
Потом, подложив под голову рюкзак, я лег на свой цементный топчан и впал в забытье…
Когда я проснулся, не сразу смог понять — где нахожусь.
— Следуйте за мной! — Около раскрытой двери, в ярко освещенном проеме стоял офицер с черной папкой в руке. — Следуйте за мной! — повторил он.
Я опомнился и встал.
Улица погружена в вечерний сумрак. Высоко в небе слышен гул советского бомбардировщика. Немецкие прожекторы мечут столбы света в черноту нависшего неба.
Возле комендатуры тарахтит мотоцикл с коляской, в которую меня посадили. Офицер примостился за водителем, и мотоцикл понесся по тревожно притаившемуся городу, затем выехал на окраину и стал петлять по лесным просекам, подпрыгивая на ухабах. Иногда на перекрестке офицер приказывал остановиться и разворачивал карту, освещая ее карманным фонариком.
После часовой тряски мы прибыли на какой-то хутор. В лесу был разведен костер, и первым, кого я увидел в отблесках красного пламени, был мой милый Пикколо, подкидывающий в руках горячую печеную картошку.
— Эй, Пикколо, привет! — не удержался я.
Обозники, сидевшие вокруг костра, повскакивали с мест и бросились к мотоциклу.
— Алло! Пропащий!
— Откуда прибыл?
— Дэ ж ты блукал? — кричали они наперебой.
— Где штаб? — спросил я.
— Да вон, во втором доме?
— А капитан Бёрш здесь?
— Нет, на фронте.
— А фельдфебель?
— Он должен быть в штабе, только недавно туда ушел.
Мотоцикл дернулся и развернулся перед домом, где находился штаб роты.
— Guten Appetit, Herr Feldwebel![30] — сказал я с порога, открыв дверь и увидев фельдфебеля за ужином. Он держал на кончике перочинного ножа кусок консервированной колбасы, собираясь отправить ее в рот.
— Oh, wen sehe ich da… Wo hast du dich gesteckt?.. Wir haben dich gesucht![31] — обрадовался фельдфебель.
— Schlecht gesucht![32] — смеялся я.
— Ist das Ihr Mann?[33] — вмешался в наш разговор конвоировавший меня офицер.
— Unser![34] — ответил фельдфебель.
— Warum reist er ohne Papiere?[35]
— Erkiindigen Sie sich beim Chef, der Kompaniefiihrer Hauptman Borsch ist aber an der Front[36].
— Unterzeichnen Sie![37] — Офицер раскрыл папку.
Фельдфебель прочел какой-то документ и расписался.
— Хайль! — произнес офицер, вышел из помещения и уехал.
— Где ты пропадал? — переспросил фельдфебель, с любопытством оглядывая меня с головы до ног. — Пальто, шляпа…
Я начал придумывать всякие небылицы, но он перебил меня:
— А вид у тебя, прямо скажем, не фронтовой! Где ты все это раздобыл?
— В Румынии, где же еще! Лошадьми-то вместе торговали. — И мы оба рассмеялись. — А где мои вещи?
— У денщика. Где ж им еще быть. Иди к нему, покажись. Он обалдеет! Сидим без дополнительного провианта. Строгий рацион, сильно подтянули ремни. Капитан уж горевал, горевал. Тут еще чехи куда-то смылись, сбежали, что ли, паразиты, дезертировали?.. Но о них никто не плачет, не печалится, а без тебя мы как без рук.
Бёрш завтра вернется. С утра бери подводу, переоденься и займись делом… На перевале небось отстал, когда мы трое суток стояли? К венгерочке заглядывал?
— Как же нам без любви — одна беда! — сказал я и ушел.
И снова с Пикколо ездим на подводе по окрестным хуторам, разбазариваем дефицитный бензин. Иногда я уезжал верхом один, переодеваясь то в штатское, то в солдатскую форму, и пропадал по нескольку суток, это давало мне возможность повнимательнее изучить обстановку, приглядеться к людям.
Кончились для немцев голландские сыры, французский коньяк, чешские консервы, норвежские сардины и украинское сало. Скудный паек и никакой поживы у латышских хуторян. К тому же 2-я штабная рота располагалась в прифронтовой полосе, откуда было эвакуировано население и вывезен скот. Впрочем, подальше от фронта еще можно было встретить местных богачей, которые поддерживали немецкую армию и охотно предлагали ей продукты и товары.
По дорогам шныряли наряды полевой жандармерии. В их обязанность входило следить за продвижением войск, наблюдать за дорожными обозначениями и производить проверку документов. Вот к таким двум жандармам я и попал в лапы, как-то ночью возвращаясь на подводе в свой обоз. Совершенно неожиданно они вылезли из кювета и задержали меня. В лунном свете я видел у них на груди продолговатые бляхи на цепочках — такие знаки, в отличие от обычных армейских чинов, положено было носить только жандармам. Они приказали мне следовать в штаб, находившийся поблизости.
В штабе у меня отобрали продукты и браунинг. Я был допрошен и посажен под охрану вместе с большой группой арестованных латышей, эстонцев, литовцев, русских, украинцев в сарай на одном из хуторов, обнесенном небольшим каменным забором. Хутор был заброшен, и жилое здание заняли немцы. Я требовал освобождения, возмущался, просил связаться со 2-й штабной ротой, отчаянно ругался, но ничего не помогало. На десятый день арестованных вывели во двор. Там стояло несколько мотоциклов и моя подвода, нагруженная немецкой амуницией. Штаб полевой жандармерии куда-то снимался с места. Я начал требовать освобождения, и меня провели к гауптвахтмайстеру, который еще находился в доме.
— Ну что разбушевался, нашли мы твою вторую штабную роту. Вот сейчас как раз направляемся в тот район. На, возьми свой браунинг. Завтра мы тебя отпустим и подводу вернем. Да, скажи своему капитану Бёршу, чтобы тебе оформили документы. А то ездишь с оружием и без документов, черт побери, непорядок… Не положено!
Так я выскользнул из-под ареста, но никаких документов не получил и капитана Бёрша больше никогда не видел.
По-прежнему я разъезжал по латышским хуторам без документов, но с оружием, и упорно искал связь с латышским подпольем…
