Борис Тененбаум - Великий Наполеон
Карету императора они взяли штурмом. Он вспылил, сказал Бертье все, что он думает о его способностях в качестве организатора дворцовых охот, и в гневе уехал, выбрасывая набившихся в его карету кроликов из окон.
Бертье был в отчаянии.
Придворные дамы и кавалеры иной раз вели себя не лучше кроликов. Каролина Мюрат завела роман с генералом Жюно. Наполеон смотрел на такие вещи как на неизбежное зло, но требовал сохранения внешних приличий – романтические увлечения не полагалось афишировать. Однако Каролина не только открыто выказывала свою благосклонность к отважному генералу, но и отбила любовника у его жены, мадам Жюно, или, как ее стали вскоре называть по титулу, пожалованному ее мужу, – герцогини Д’Абрантес. Ее любовником был Клемент фон Меттерних, о котором мы уже слышали – он обнаружил привязанность к г-же Мюрат сразу после того, как перестал испытывать привязанность к г-же Жюно. А надо сказать, что Лаура Жюно в девичестве звалась мадемуазель Пермон и была дочерью богатого семейства родом с Корсики, и ее матушка дружила с мадам Летицией Бонапарт, и с самим Наполеоном Бонапартом она познакомилась еще ребенком – он частенько навещал ее семью в свои ранние голодные годы в Париже.
Уступить мужа Каролине Мюрат, урожденной Каролине Бонапарт, она еще могла согласиться, но потери друга сердца в виде Клемента фон Меттерниха она не перенесла и устроила ей огромный, а главное – публичный, скандал. Мало того, что император был крайне всем этим недоволен, но еще и генерал Жюно, выяснив, что, собственно, послужило причиной свары между его женой и его подругой, поговорил с супругой наедине.
Злые языки уверяли, что герцогиня Д’Абрантес долгое время не выезжала, потому что муж в порыве гнева подбил ей оба глаза – поступок для герцога былых времен совершенно немыслимый.
X
Вышеописанный фарс, как ни странно, имел последствия не только в кукольной комедии дел придворных, но и в куда более реальном мире войны и политики: одним из факторов, по которым Наполеон выбрал Жюно в качестве командующего, было то, что он решил убрать его из Парижа. Жюно был человеком, безусловно, лояльным и энергичным, но его военные дарования оставляли желать лучшего, и Наполеон это прекрасно знал – Жюно был его адъютантом с давних пор, когда сам Наполеон был 26-летним бригадным генералом.
Совершенно не случайно то, что Наполеон своего верного Жюно маршалом так и не назначил.
Но, как бы то ни было, «испанский проект» шел вперед. Под всеми мыслимыми и немыслимыми предлогами в Испанию вводились французские войска. Газеты получили приказ изо всех сил ругать Годоя и непорядки в государственных делах в Испании. Наследник испанского престола Фердинанд – он носил титул принца Астурийского – был вне себя от радости, полагая, что либо Годой будет смещен, либо король Карлос, отец Фердинанда, и вовсе отречется от престола.
Наполеон его в такого рода размышлениях очень поощрял, но в письме к Талейрану написал следующее:
«…Король Пруссии по сравнению с принцем Астурийским – зерцало добродетели. Он ест четыре раза в день и не имеет представления ни о чем…»
А поскольку прусского короля Наполеон считал образцом глупости и нерешительности и не делал из этого секрета, то понятно, что уж к принцу Астурийскому он симпатий и вовсе не испытывал…
В феврале 1808 года французы приступили к захвату тех испанских крепостей, которые считались ключевыми. В Памплоне комендант цитадели отказался допустить французских солдат в крепость. Тогда был отдан приказ о доставке туда хлеба. Подъемный мост был опущен, ворота открыты – и тогда туда ворвалась команда гренадеров, укрытых в соседних улицах. Похожим образом была захвачена цитадель Барселоны – туда доставили «раненых», которые вдруг повскакали с носилок и моментально обезоружили стражу. К началу марта в Испании было уже 118 тысяч французских солдат, включая полные корпуса Монсея, Дюэма и Дюпона, поддержанные резервом Бессьера. Дело зашло так далеко, что Годой посоветовал королевской чете бежать в Кадис и оттуда – в Южную Америку, следуя примеру португальцев. В Аранхуэсе их, однако, перехватили – город восстал и осадил дворец, в котором находились король, королева и Годой.
В полной панике король Карлос подписал отречение от престола в пользу своего сына, теперь – короля Фердинанда VII. Представляющий в Мадриде Францию Мюрат не знал, на что решиться. С огромным облегчением он узнал, что в Байонну, на границу Франции с Испанией, прибывает сам Наполеон. Император – так уж и быть – согласился быть посредником между старым королем Карлосом и его сыном. Он вызвал их обоих в Байонну.
Отец с сыном чуть не подрались, и дискуссия между ними о праве обладания испанским престолом шла примерно в тех тонах, в которых проходил спор между Каролиной Мюрат и Лаурой Жюно о праве на обладание «…искренней привязанностью…» Клемента фон Меттерниха. Император сказал обоим, что их спор он решит сам, а пока что они должны считать себя задержанными.
2 мая в Мадриде при известии об аресте в Байонне всей королевской семьи началось восстание. Его подавили с трудом – уже известный нам Марбо, находившийся в штабе Мюрата в качестве адъютанта, был послан с поручением – и ему и его эскорту пришлось прокладывать себе путь с боем. Он получил удар стилетом в плечо, на его счастье, удар пришелся косо, и он отделался царапиной и взрезанным рукавом.
6 мая 1808 года Наполеон подписал декрет, который гласил, что он назначает:
«…горячо любимого брата, Жозефа Бонапарта, короля Неаполитанского и Сицилийского, королем Испании и Индии…»
Примерно через две недели после этого декрета в Испании началось всеобщее восстание.
XI
Собственно, сказанное выше не совсем верно – восстание вспыхнуло по всей Испании, но не одновременно, у него не было единого центра. Но тем труднее его было подавить. За одну неделю, с 20-го по 27 мая 1808 года, были убиты профранцузские губернаторы Бадахоса, Картахены и Кадиса – как всегда в таких случаях, первые удары доставались «предателям». Начали возникать местные комитеты, называемые «хунтами» – они брали власть на себя. 100-тысячная испанская королевская армия была рассыпана по гарнизонам, но именно это обстоятельство и помогало восстанию – хунты получали некое ядро вооруженных сил, вокруг которых они немедленно начинали формировать свои воинские части. В события моментально вмешались англичане. Соперничать с Великой Армией в количестве солдат они никак не могли, но зато располагали прекрасно поставленной разведкой и могущественным флотом. И то, и другое было использовано в Дании – под носом у Бернадотта 15-тысячный испанский корпус, подчиненный ему, был погружен на английские корабли и переброшен в Испанию [3]. В середине июня англичане захватили французские военные суда, стоявшие в Кадисе.
