Сергей Крамаренко - Против «мессеров» и «сейбров»
– Какие есть желания?
Я ответил:
– Хочу летать. Хотел бы вернуться в свою дивизию, в Калугу.
Полковник улыбнулся:
– Конечно, к своим всегда хочется, но там сейчас места для вас нет. Мы думаем назначить вас заместителем командира полка. Не хотите поехать в Андижан? Прекрасное место, цветущая долина.
Но ехать к черту на кулички меня отнюдь не устраивало, и я сказал:
– Большое спасибо, но хотелось бы где-то поближе.
Полковник смилостивился:
– Ну ладно, учитывая, что вы Герой Советского Союза, поедете в Белоруссию в Мачулищи заместителем командира полка – там нужен боевой летчик. Прекрасное место.
После этого полковник закрыл личное дело, показывая, что разговор окончен – решение окончательное. Мне осталось только поблагодарить его и уйти. Надо сказать, что мне действительно повезло. Моему товарищу Николаю Штучкину выпала судьба ехать в Азербайджан: сначала в Бина, севернее Баку, а затем в Красноводск. Николай Степанов остался на нелетной работе, в Москве, а другие разъехались по всей стране – в Грузию, на Дальний Восток, в Сибирь.
Белоруссия
Вот и Мачулищи. Я представляюсь командиру полка – это невысокий плотный человек со спокойными движениями и размеренным голосом, его фамилия Шкирко. «Рад вашему прибытию. Работы будет много. Поэтому устраивайтесь. Сдадите зачеты – начнете летать», – говорит мне он.
Мачулищи – это большой аэродром возле Минска. Здесь стоят истребители и бомбардировщики, поэтому полеты идут днем и ночью. Кроме этого, ведется боевое дежурство: звено самолетов днем и ночью находится на краю аэродрома в готовности к немедленному вылету. В нескольких сотнях метров от летного поля стоят трехэтажные кирпичные дома, в них живет летный и технический состав. Рядом штаб и столовая. Такое расположение очень удобно для работы: не нужно возить летчиков и техников на полеты. А солдат тем более, они живут в казармах на краю аэродрома.
Я знакомлюсь со штабом. Начальник штаба полка – это подполковник Сухоруков, Герой Советского Союза, бывший (то есть уже не летающий) летчик. Меня он встречает приветливо. Второй заместитель – Владимир Кулаков. Он высокий, крепкий и, видно, опытный и уверенный в себе человек, который сразу говорит: «Зови меня Володей!». Это меня радует: дружба налаживается с первых слов. Надо сказать, что коллектив полка был прекрасный, хотя сам Шкирко донимал меня своим педантизмом. Иначе, конечно, и нельзя было, но оценил это я только позже.
Полк находился на главнейшем направлении: из Европы на Москву, – а ведь это был самый разгар «холодной войны». Видимо, неспроста кадровик упомянул о нужде в боевом летчике!
Ввод в строй идет быстро. Я сдаю зачеты, получаю «провозные» и самостоятельно вылетаю на МиГ-17. Дневную программу в простых условиях я прохожу быстро, за месяц, а потом начинаю осваивать полеты в сложных условиях. Полеты получаются хорошо, и наконец Шкирко говорит: «Завтра слетаем, походим в облаках». Стоит прекрасный день, облака с 1000 и до 8000 метров. Мы взлетаем, входим в облака, приходим по расчетному времени в зону и начинаем выполнять развороты влево, вправо, затем спирали. Кажется, все в порядке, крен выдерживается, высота и скорость заданные, но Шкирко что-то медлит. Видимо, он ждет, не начнутся ли у меня иллюзии. Но вот я получаю команду: «Заходи на посадку», докладываю руководителю полетов о выполнении задания и запрашиваю разрешения выходить на привод и заходить на посадку. Разрешение дано, и я выхожу на привод, строю заход на посадку и сажусь. Замечания несущественные, и я получаю разрешение на самостоятельные полеты днем в сложных метеоусловиях.
Таким же образом я осваиваю полеты ночью в простых и сложных метеоусловиях. Кроме того, я прохожу тренировки в руководстве полетами, сдаю зачеты и получаю допуск к руководству. Нужно сказать, что в полку очень серьезно относились к руководству полетами. Во-первых, в районе нашего аэродрома летает много самолетов, как своих, так и чужих. Во-вторых, погода в Белоруссии очень переменчива: то ясно, а то через минуту-две уже дождь или снегопад. Как правило, перед началом полетов производится разведка погоды. Ее делает или специально выделенный летчик, или сам руководитель полетов. В один из мартовских дней я должен был руководить полетами. Небо в этот день было затянуто облаками. Небольшой северо-западный ветер дул из «гнилого угла», как мы называли направление, откуда чаще всего к нам приходили снегопады. Это меня насторожило, но метеоролог уверял, что снега не ожидается, – по крайней мере на метеокарте его нигде не было. С легким сердцем я вылетел на УТИ МиГ-15. Высота нижнего края облаков была 300—400 метров, видимость 5—6 километров. Сделав круг над аэродромом, я решил пройти в сторону, откуда дул ветер. И вот, не пролетев и двадцати километров, я увидел впереди сплошную стену снега. Это было так неожиданно, что я даже не поверил своим глазам! Но нет, впереди никакой видимости – сплошная стена падающего снега. Прямо перед ней я едва успел развернуться на обратный курс и взял направление на аэродром. Передав о приближающемся снегопаде и подойдя к аэродрому, я стал заходить на посадку. В это время с земли тоже увидели приближающийся снег и начали торопить меня с посадкой. Тем не менее я успел приземлиться при хорошей видимости, и только в конце пробега самолет оказался в белой мгле. Ничего видно уже не было, и только с большим трудом мне удалось найти рулежку и медленно зарулить на стоянку. Хорошо, что я вовремя успел сесть! Снег шел несколько часов. Конечно, полеты мы так и не начали, вместо этого были проведены теоретические занятия.
Международная обстановка в эти годы была очень напряженной. Самолеты НАТО летали вокруг границ Советского Союза, а иногда и нарушали их. Несколько самолетов было сбито, и тогда на территорию Советского Союза хлынул поток аэростатов. Воспользовавшись тем, что воздушные массы перемещаются с запада на восток, командование НАТО стало запускать с территории Западной Германии высотные аэростаты. Это были огромные воздушные шары с гондолой, в которой размещалось специальное разведывательное оборудование: фотоаппараты, периодически снимающие местность под шаром, счетчики, определяющие уровень радиации, и другие разведывательные приборы. Часть сведений передавалась по радио, а остальное снималось уже после прохода территории Советского Союза и отдачи шару команды на приземление где-то в Японии или Тихом океане. Шли эти шары на высоте 12—17 тысяч метров: ночью при охлаждении газа они спускались пониже, днем начинали подниматься.
Всей истребительной авиации, базирующейся на западных границах Советского Союза, была поставлена задача уничтожать эти шары. И вот радиолокаторы передали, что к Минску приближается с запада такой воздушный разведчик. Шкирко дал команду лучшему летчику, командиру 1-й эскадрильи Сопову вылететь и уничтожить «нарушителя». Сопов взлетел на имевшихся тогда у нас самолетах МиГ-17, набрал высоту 15 500 метров, но шар был еще на тысячу или две тысячи метров выше. Стрелять по нему было невозможно, хотя Сопов и пробовал прицелиться – слишком высоко и далеко было до цели. С тем Сопов и вернулся на землю.
