Анатолий Максимов - Операция «Турнир». Записки чернорабочего разведки
Ай да Джеффри! «Друг» мой сработал на славу. Он убедил канадскую контрразведку о «больших денежных затруднениях», которые я испытывал. И видно было это по тому, как решительно действовал «Незнакомец». В его словах чувствовалась уверенность и нотки понимания проблем, стоящих передо мной, а в поведении — предельная корректность и доброжелательность, ярко выраженные расположение и внимание к собеседнику.
Главное — взять нужный тон и не показать особенной заинтересованности беседой. Внешне волнение не унимать. И я спросил:
— И какой же товар вы имеете в виду?
— Информацию, — как-то обезоруживающе по-детски, удивляясь моей непонятливости, ответил «Незнакомец». — Причем не военную и даже не экономическую. Просто рассказать о своих товарищах по работе в Канаде, их привычках и наклонностях, сильных и слабых сторонах характера, материальной обеспеченности, ну и прочие мелочи.
Я молчал. «Незнакомец» достал из бокового кармана длинный конверт, положил его на колени и открыл. Там лежала пачка новеньких, будто только что отпечатанных долларов:
— Здесь 2000, и вы можете получить этот пакет сейчас, если я смогу за него отчитаться перед своим начальством, естественно, вашей информацией.
— Как вы легко решаете человеческие судьбы! Сунули деньги и решили, что уже купили информацию, — возразил я, «волнуясь» и не унимая «естественную» дрожь в руках.
А тот продолжал:
— Я знаю, на вокзале в Оттаве вас будут встречать. Подумайте хорошенько, соберитесь с мыслями, ведь все равно уезжаете. Вознаграждение можно выплатить и в рублях. Размер его будет зависеть от количества и полноты информации.
— Почему вы решили подойти ко мне с таким предложением? Вы уверены, что я его приму? Ведь за передачу таких сведений снимают голову, а у людей она одна. Видимо, вы не подумали об этом, прежде чем сделать такое предложение? — распаляя себя, возразил я.
— Не торопитесь с выводами. Мы же предлагаем обсудить вопрос о вашей безопасности, о гарантиях. Я имею в виду министра иностранных дел Шарпа, премьер-министра провинции Квебек Бурасса, министров Пелетье или Шарбоно. Более того, может быть, вы хотите остаться в Канаде или США? Конечно, с семьей. Давайте встретимся дня через два или три, в полдень на вокзале в Монреале. Под часами, у касс. Хотел бы вас увидеть. Через три дня. И еще. Даже если мы не встретимся больше, я рад был с вами познакомиться. До свидания. — «Незнакомец» встал и вышел.
«Плащи» исчезли из тамбуров.
Смешанное чувство радости и тревоги охватило меня: задуманное — реализовано, КККП уверовали в легенду материальной заинтересованности и подошли. Но был ли это человек из КККП, а может быть, из ЦРУ? И все ли верно я сделал? Ведь наверняка беседа записывалась на магнитофон, а значит, ее будут анализировать.
От Оттавы до Монреаля миль сто двадцать, в тот же день я возвратился домой без каких-либо приключений.
Оставшиеся до отплытия дни я провел «в глубокой озабоченности и раздумье»: стал неразговорчивым на работе и дома, внешне выглядел невеселым, задумчивым. Каждый день заходил в знакомую таверну на полпути от работы к дому. Сидел там в одиночестве за кружкой пива и сосредоточенно думал. Позволил себе выходить в город по делам отъезда не в пиджаке, а в простой вязаной кофте. Однажды даже вышел на работу небритым. В общем, своим видом показывал, что-то меня гнетет.
Все это время слежка продолжалась. Меня сопровождали практически открыто. В действиях следящих было что-то такое, что говорило: только пожелай, подай знак, и мы предложим встречу. И опять это была не профессиональная слежка, которая не один год работала против меня, частенько психологически давя своим присутствием.
За день до отплытия, то есть в день встречи, назначенной «Незнакомцем» в поезде, Джеффри рано утром позвонил мне домой, а за час до встречи — на работу. Он «тревожился» о трудностях сборов, опять сожалел, что не может проводить лично на пароход, передавал привет моей жене, а между тем спрашивал о моих планах на этот, последний день.
Возле здания, где я работал, было весьма «оживленно». На обычно пустынных в будни прилегающих к торгпредству тротуарах «толпились» следящие, стояло несколько их автомашин.
Без четверти двенадцать я был дома. На встречу, конечно, не пошел. Ведь главным на этом этапе игры был тот факт, что КККП осуществило подход. Теперь было важным избежать с нашей стороны конкретных шагов, не дать вовлечь меня в «сотрудничество», пока я в Канаде.
На передачу канадской стороне конкретных сведений санкции я не имел, как и самих разработанных в Центре «сведений».
Через десять минут после полудня в квартире раздался телефонный звонок:
— Господин Максимов, я жду вас. Вы придете продолжить разговор?
— Поздно уже обсуждать что-либо. Да и о чем говорить-то…
— Напрасно вы не пришли. Но, надеюсь, вы никому не докладывали о нашей встрече в поезде? — с тревогой в голосе спросил «Незнакомец».
— Я не самоубийца.
«Незнакомец» как-то удовлетворенно хохотнул. Я бросил трубку и вздохнул тоже удовлетворенно.
Две недели плавания через океан позволили осмыслить события последних дней и месяцев. Со всей очевидностью становилось ясным, что отъезд из Канады не обрубает те невидимые нити, которые уже в определенной степени «связали» меня со спецслужбой этой страны. Предложение в поезде не возвращаться на родину подытожило неоднократные попытки Джеффри подтолкнуть меня остаться жить в Канаде или США. Можно было предположить, что за спиной КККП стоят спецслужбы США. Ведь для них я был еще более нужным человеком, чем для канадцев.
Начиная с 1967 года, еще со времен «Экспо», и особенно в последний год канадская контрразведка исподволь, не торопясь плела паутину, на все лады испытывала меня, мою политическую устойчивость, на невозвращение, в материальном отношении… Наметив как «объект для разработки», они уже не выпускали меня из поля зрения.
Напрашивался вполне обоснованный вывод — появление меня за рубежом не останется незамеченным.
Глава 5
«Турнир» против «Золотой жилы»
«О награде — никому…»
С борта теплохода особенно остро чувствуется величие реки Святой Лаврентий. Огромный лайнер «Пушкин» кажется не столь значительным на ее глади.
Семья проводила дни на палубе, провожая глазами деревянные церквушки с высокими, острыми колокольнями, кресты которых виднелись издалека и еще долго поблескивали в лучах солнца, когда пароход уходил за очередной изгиб реки.
Устье реки было забито льдом. Я разбудил жену и старшего сынишку.
