Анна Тютчева - При дворе двух императоров (воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II)
Мне тут пришлось быть свидетельницей всех тех любопытных явлений, о которых до сих пор я только слышала. Стол, на который мы только слегка положили руки, поднимался над землей на значительную высоту, наклонялся направо и налево, причем ни лампа, ни карандаш, ни другие предметы, лежавшие на нем, совершенно не двигались с места, даже пламя лампы не колыхалось. Он отвечал ударами; один означает — нет, два раза — может быть, три раза — да, пять раз означает, что он требует алфавит, и тогда он стуками указывает буквы. Я получала ответы на свои вопросы посредством ударов под моим стулом, а так как у меня стул был соломенный, то я столько же чувствовала удары, сколько слышала их. Я спросила сперва у стола, дух ли он. Он ответил, что он дух умершего человека, и потребовал алфавит, но отказался писать для кого-либо, кроме князя Суворова, и для него написал имя Фридриха. Ставя ему вопросы, я обращалась к нему на ты, он рассердился, стучал очень сильно, потребовал алфавит и продиктовал мне: «Можно говорить «ты» только богу».
Кто-то вошел, в комнате произошел беспорядок, и проявления духов прекратились. Однако затем они возобновились. Мы увидели, как органчик (accordion), который держал Юм, управляемый невидимой рукой, заиграл очень трогательные церковные напевы. Он играл также в руках г-жи Мальцевой и кн. Долгорукой. Мы услышали шуршание руки по шелковому платью кн. Долгорукой, и этим способом давались ответы: «да» и «нет». Я чувствовала, как меня сильно схватили за колени. Все время я и все присутствовавшие ощущали на руках и на ногах движение ледяного воздуха. Что касается меня, то я совершенно окоченела и, сверх того, едва боролась с охватывавшим меня сном, хотя я была в высшей степени заинтересована тем, что происходило. (В эту ночь я и проспала беспросыпно восемь часов сряду, хотя уже много ночей страдала от бессонницы вследствие головной и зубной боли.) Один из моих первых вопросов духу заключался в том, может ли он проявляться в стульях, так же как в столах, и я все время чувствовала маленькие удары по своему стулу. Когда граф Адлерберг вышел из комнаты, стол перестал вертеться и, когда его спросили, почему это так, он попросил, чтобы граф Адлерберг вернулся, так как он помогает манифестациям. Все удары производились с невероятной быстротой, никакое движение человека или даже нескольких людей не могло бы с такой быстротой поднимать большой и тяжелый стол.
Это или магнетическое явление, до сих пор неизвестное, или же явление сверхъестественное. Но в таком случае спрашиваешь себя, почему же эти проявления так глупы. Если здесь замешан черт, он должен был бы быть умней. Он пользуется своим искусством только для того, чтобы говорить общие места и делать плоские замечания, никогда не говорит о грядущем, ни о мире духов, ни о будущей жизни, ни о чем таинственном, как любят делать злые духи, чтобы обмануть любопытный ум человека. Он вам только сообщает: «Меня зовут так-то и так-то, я тебя знаю или не знаю», — вообще глупейший маскарадный разговор. Никогда я не слышала чего-либо заслуживающего внимания в откровениях этих духов, ничего такого, что бы превосходило понимание самого среднего человека. Вчера я была в настроении припереть к стене духа вопросами, но меня прервали, и у меня ничего не вышло. Самая любопытная вещь, по моему мнению, это то, что большие часы с играющими обезьянами, о которых я рассказывала и которые после последнего сеанса Юма в Царском разбудили меня ночью, так как весь механизм пришел среди ночи в движение, не будучи заведен, — эти самые часы, перевезенные сюда и поставленные на шкаф, с тех пор не заводившиеся и не игравшие, сегодня утром опять-таки пришли в движение, хотя их никто не трогал; все обезьяны задвигались и произвели ужасающий шум. Между тем эта машина заводится с большим трудом толстым ключом, и тогда лишь все три обезьяны начинают играть на своих инструментах. Этот инцидент, должна сказать, вызвал во мне неприятное чувство. Во время самого сеанса, наоборот, мне совершенно не было страшно, я скорее была склонна забавляться и смеяться; только почувствовав прикосновение, я невольно вскрикнула. Я спрашиваю себя, есть ли во всем этом что-нибудь дурное или нет. Это времяпрепровождение кажется довольно невинным, а между тем я боюсь, как бы тут не было скрытого искушения, а все-таки это так забавно и так любопытно. Как разрешить все эти вопросы?
23 января
Я сегодня вечером одна, и мне очень грустно. Императрица выказывает мне полное равнодушие…
8 февраля
Я получила сегодня отчет о расходах великого князя Сергея и великой княжны Марии за прошлый 58-й год. Я с удовольствием заметила, что ввела значительные улучшения. До 1 августа, когда я стала вести расходы, на туалеты великой княжны было израсходовано 2405 руб., а на великого князя 2411 руб.; с того же момента, как я взяла ведение расходов на себя, и до 1 января для великого князя истрачено было 482 руб., а для великой княжны 909 руб. До меня расходы на извозчиков доходили до 150–180 руб. за треть года, а теперь тоже за треть тратится около 16 руб. И то же самое для мелких расходов. Я наслаждаюсь при мысли о том, что таким образом мешаю моим подчиненным красть. Я не понимаю того, что господа министры не доставляют себе того же удовольствия в своих департаментах. Это такое наслаждение искоренять злоупотребление и заставлять людей быть честными. Я очень довольна m-elle Тизенгаузен. Она — сама честность и толковость. Я установила все расходы, просматриваю их каждый месяц и нахожусь в курсе того, что у нас есть, и всего того, что покупается, но не вмешиваюсь в мелкие детали, не экономлю на огарках; великая княжна одета лучше, чем прежде; тем не менее расход сокращен наполовину, потому что на этом деле у меня человек деятельный, толковый, и во всем порядок…
21 апреля
… Сегодня день моего рождения. Мне тридцать лет. Я провела день невыразимо утомительный: убирала, укладывала, забывала, вспоминала, приказывала, разрешала затруднения, принимала скучных посетителей, прощалась. Приехав сюда, пришлось все начинать сначала в обратном направлении: надо было устраиваться вновь, и среди всего этого маленькая девочка, которая требует, чтобы ее занимали. Мне очень хотелось в этот день повидать хоть немного своих, но не было никакой возможности, к тому же я была так задергана, что у меня не было места ни для малейшего чувства. Так проходят у меня все праздники между волнениями и одиночеством! Вечер, уложив свою девочку, я провожу одна в холодной и плохо меблированной комнате. Что за скверная жизнь — жизнь при дворе; тем более что так трудно удержаться от горького чувства к горделивым счастливцам, которые, поглощая наше жалкое существование, принимают это как должное, не задумываясь, вероятно, никогда над тем, что наше время, наши силы, наш ум, которыми они так бесцельно, расточительно пользуются, мы могли бы, быть может, употребить на то, чтобы дать счастье другим и себе. Печально, что столько существ должно быть стеснено для того, чтобы одному было хорошо, и так много людей должно страдать для того, чтобы один мог наслаждаться, да еще наслаждается ли он и хорошо ли ему? Это общий и роковой закон…
