Анатолий Черняев - Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991
Сегодня он выступил по ТВ. Вроде бы говорил не по тексту, живьем. Но заглядывал. Текст разослан лично каждому парламентарию.
Проблема: какая газета возьмется публиковать? Андрей вроде уговорил "Известия".
Шах представил проект Обращения "К гражданам Украины". М. С. его демонстративно разорвал: там — "исторический выбор", "велика роль Украины", "поздравляю с победой", "независимые, самостоятельные" — Ура!"… Тому подобное.
Велел мне написать: независимость у всех, но не все ее превращают в оружие против Союза… Украинцев ждет беда — и тех, кто там живет, и кто разбросан по стране… Русских — тем более… Границы, ядерное оружие… Словом: тревога, предупреждения и перечень последствий…
Утром отдал ему. Он еще не определился.
Сегодня он разговаривал с Колем по телефону. Позвонил тот. Об Украине — то же самое. И предупреждение — не суетиться с признанием, не ставить под угрозу "по-дружески" выработанное в отношениях.
Да… Вечером вчера он говорил, о том же по телефону с Ельциным. Тот куда-то ехал в машине. Был уже пьян. М. С. уговаривал его встретиться вдвоем, втроем + Кравчук, вчетвером + Назарбаев. Тот пьяно "не соглашался": "Все равно ничего не выйдет. Украина независимая".
— А ты, Россия?! — возражал М. С.
— Я что! Я — Россия. Обойдемся. Ничего не выйдет с Союзом… Вот если вернуться к идее четвертного Союза: Россия + Украина + Белоруссия + Казахстан?
— А мне где там место? Если так, я ухожу. Не буду болтаться как говно в проруби. Я — не за себя. Но пойми: без Союза все провалитесь. И погубите все реформы. Ты определись. От нас двоих зависит все в решающей степени.
— Да как же без вас, Михаил Сергеевич! — пьяно куражился Ельцин.
— Ну, а что же я, где… если нет Союза?…
— Ничего… Вы оставайтесь, — милостиво соглашался Ельцин.
Мы с Яковлевым переглянулись: сколько терпения у М. С.! Но и явная готовность уйти… Без сожаления… Без драмы… Спокойно! Дело, видимо, идет к этому.
Встречался он сегодня с Яничеком, бывшим Генсеком Социнтерна. Тим (Тимофеев, директор Института рабочего движения) навязал, а я Горбачева уговорил. И отпросился… послал за себя на беседу Вебера, "в порядке поощрения". Не знаю, что там было. Тимофеев умолял завести гостя ко мне, я открутился.
6 декабря 1991 года. Пятница.День пропустишь — исчезают из запоминания важные вещи. Например, после обращения к парламентариям он заставил меня писать обращение "К гражданам Украины". Целый вечер сидели у него + Яковлев и Ревенко, который, объявив себя "ярым украинским националистом", возражал против самого такого акта: "будет иметь обратное значение", "перебор". "Вы уже не раз все сказали"… И т. д.
Его поддерживал Яковлев. Я отстаивал "желательность". И исходил не из возможного результата: он очевиден. А из потребностей Горбачева. Он сделал ставку… У него отняли все: "управлять экономикой", "руководить руководителями", "влиять на прессу"… Осталась идея Союзного единения. И он — ее символ и проповедник. Иначе ему просто нечего делать… И это видно по его "распорядку дня". Он ищет всяких встреч — со своими и иностранцами. Чуть ли не каждый день дает интервью, выходит к журналистам после заседаний и т. д. Часами просиживает с собеседниками, от которых можно что-то ждать с точки зрения воздействия на что-то: то с Егором Яковлевым, то с А. Н. Яковлевым, то с Грачевым и Черняевым, то с Шеварднадзе… И т. д.
Сочинив "Обращение к Украине", превратившееся в Заявление, от которого он на утро тоже отказался (и я — переменив свою точку зрения — убедил его, что — не надо), сели в том же составе готовиться к его встрече с Ельциным (накануне завтрашней встречи тройки славянских президентов в Минске)… Проигрывания вариантов не получилось… Он вяло слушал, а потом понуждал "прослушивать" его монологи. И ничего нового — аргументы, аргументы в пользу Союза. Их десятки и все разумные и неопровержимые, но всем им противостоит нутряное — а мы вот хотим сами и уверены, что получится!.
Рефрен: если не пойдут на Союз — я ухожу, мне места не остается. И рядом план: созвать Госсовет, Съезд народных депутатов + обратиться прямо "К народу" (через ТВ)… И потребовать плебисцита: вы за Союз или нет? Все это иллюзии — и Съезд не соберешь, и плебисцит не проведешь, если республики не захотят. Да и кто будет оплачивать? И кто будет реализовывать, если даже "да"?. Ведь уже "реальность", что реальная власть в руках элит: кравчуков, ельциных, бурбулисов.
Я это ему все открыто говорил. Он не утихает. И в общем — правильно делает, ибо это единственное его "видное" занятие, хотя газеты посмеиваются… Впрочем, особенно в связи с 50-летием Битвы под Москвой, — немножко кренилось в пользу единства.
И я сам — при всем неверии в Союз — когда встречался в эти два дня с Брейтвейтом и Дюфурком, горячо оперировал аргументацией Горбачева.
Сегодня был Анталл — венгерский президент. Переговоры — "нормально", дружественно… хотя со скепсисом со стороны венгра ("такой огромной страной управлять из центра нельзя")… М. С. и глазом не моргнул — что поступал неправильно, долго отказываясь приглашать Антала. И сделал это только под угрозой "болгарского" варианта, ибо тот все равно приехал бы по приглашению Ельцина… Опять — поток аргументов (в беседе) в пользу Союза, еще более выразительных. А перед журналистам даже поставил Венгрию в пример Украине: вот, мол, та "поступает" ассоциированным членом в ЕС, а Украина не хочет быть в политическом союзе с теми, с которыми она жила переплетенной столетиями!
Ходили возлагать венок к Могиле Неизвестного Солдата — 50 лет Московской битвы… Президент и кто?… Шеварднадзе, Яковлев, Шапошников, Бакатин, Примаков, Силаев, Медведев, да мы с Грачевым. Вот и все приближенные к высшей власти, — "советское (центральное) правительство" на данный момент!! Не густо.
Печально однако: вспомнил, как в эти дни 50 лет назад наш 203 лыжный батальон в составе Ударной Армии подогнали в эшелоне к Сходне-Крюкову (оттуда перевезен прах неизвестного солдата)… Какой был мороз и в нескольких км передовая — стрельба, первое соприкосновение с войной. Как мать с Любой Артишевской, первой, несчастливой моей женщиной, чудом прорывались туда. И минут 20 посидели в какой-то избе, хозяйка пустила нас. И как было "неловко" (Люба уже меня не любила и отбывала номер милосердия), а мать — тоже уже "отрезала" меня, но выполняла материнский долг. Не помню, чтоб плакала. И простились по-быстрому… под пулеметный треск, не прекращавшийся где-то совсем рядом. Но в бой нас не запустили, а на другой день опять в эшелоны — к Москве, на Окружную, оттуда — на Савеловскую ж. д. (Ленинградская была перерезана) и на СевероЗападный фронт под Старую Руссу — окружать Демянск.
