Светлана Бестужева-Лада - Звездные судьбы. Исторические миниатюры
Кстати сказать, сам Александр тоже мог считаться эталоном «Прекрасного Принца». Высокого роста, с прекрасными манерами, исполненный царственной простоты и достоинства, цесаревич в любом обществе оказывался в центре внимания. Неизвестно, сколько принцесс заставил он проливать горькие слезы в подушку. К тому же красавец должен был со временем стать императором таинственной, огромной и сказочно богатой страны — России. Было от чего зарыдать!
Интересно, что посещение Дармштадта планами цесаревича не предусматривалось. В этом крохотном герцогстве Александр собирался провести лишь одну ночь, да и ту-в гостинице, а потом ехать дальше. Но не успели путешественники расположиться в номерах, как цесаревичу доложили, что герцог Людвиг прислал лошадей и кареты, приглашая дорогих гостей (и дальних родственников) посетить его замок. Вполголоса проклиная условности этикета и многочисленную родню с её докучливым гостеприимством, усталый Александр решил на один час заехать в Дармштадт в сопровождении одного только графа Орлова. А остальной свите приказал оставаться в гостинице и ждать его возвращения…
Прошел час, два, несколько часов. Среди свиты началась тихая паника: Великий князь словно в воду канул. Наконец, Александр вспомнил о своих придворных, и скороход принес в гостиницу приказ всем немедленно ехать в Дармштадтский придворный театр. На следующее утро был дан парад в честь высокого гостя, и в тот же день в Петербург помчался курьер с экстренным донесением императору Николаю.
«Государь! Человек предполагает, а Бог располагает. Ваше Величество, изволите припомнить, что только два дня тому назад я Вам писал, что все проекты женитьбы отложены и что человеческому предвидению не дано разгадать волю Божию. Справедливость моих слов только что подтвердилась. Кто бы мог подумать, что в Дармштадте, который Великий Князь хотел миновать — по лени и вследствие пресыщения немецкими принцами и принцессами, — что именно там окажется та, которая с первого же взгляда очаровала Великого Князя.
Это принцесса Мария, дочь герцога Людвига, в июле ей будет 15 лет. У неё изящная фигура и очень благородные манеры; лицо, не будучи безупречно красивым, привлекательно и очень умно. Она прекрасно воспитана, разговор её умен и остроумен. Одним словом, все, что мне удалось узнать про нее, говорит в её пользу.
Если бы я хотел сказать больше, если бы я хотел предсказать будущее, я взял бы на себя слишком большую ответственность, и потому ограничиваюсь настоящим — правдою. Милость Божия и Ваша мудрость сделают остальное.
А. Орлов».Родители цесаревича согласились с выбором сына, и вопрос о помолвке был в скором времени решен, В марте 1840 года Александр снова едет в Дармштадт. Весна выдалась теплой, земля быстро освобождалась от снега, воздухе повис густой туман, и сообщение о помолвке пришло в Петербург с опозданием на трое суток: семафорный телеграф, которым пользовались в то время, был не в состоянии преодолеть коварство природы.
Можно лишь строить предположения о том, какие чувства владели молодой девушкой, почти ребенком, накануне такого крутого поворота судьбы. Замужество, разлука с родными, переезд в далекую, неведомую страну, с чужим языком, незнакомыми людьми. О России она имела весьма смутные представления. Да и большинство окружавших принцессу придворных было уверено, что зимой в Петербурге жители ходят в масках, подбитых мехом, а на улице совершенно спокойно можно повстречать волка или медведя. У Марии не было никого, кому она могла бы рассказать о своих сомнениях и опасениях. Оставалось испытанное средство робкого человека — маска невозмутимой гордости, надежно защищающая душу от нескромных взглядов.
В конце августа 1840 года Мария уехала в Россию. Будущая её свекровь, императрица Александра Федоровна, строго наказала фрейлинам невесты: с принцессой говорить только по-русски. Марии очень повезло с педагогом — преподавать русский язык ей начал знаменитый поэт Василий Андреевич Жуковский, который не только научил принцессу говорить и писать по-русски без грубых ошибок, но его уроки позволили расположить сердце принцессы к России, внушить ей сочувствие и уважение к её народу.
Дни, заполненные занятиями, развлечениями, балами, летели незаметно. Но сосем непросто оказалось для Марии привыкнуть к сложному церемониалу петербургского двора. Не обходилось дело и без колких замечаний и досадных промахов. Императрица, например, могла прийти утром в покои принцессы и, взглянув за ширмы, где стояла кровать, сделать замечание дежурной фрейлине: «Я вижу, что здесь ещё „немецкая уборка“, вы этого не позволяйте. Надо, чтобы на кровати ничего не лежало, все постельные принадлежности убирайте в корзину». Немцы были сражены подобным русским педантизмом.
Мария привыкла не показывать своих чувств, хотя на душе у неё нередко царила грусть. Иногда по вечерам, закрывшись у себя в спальной, она горько плакала от одиночества. Чтобы осушить слезы и вновь принять вид добропорядочной, милой, всем довольной маленькой принцессы, она открывала окно и жадно вдыхала свежий воздух. Однажды она простудилась и надолго слегла в постель. Александр не отходил от невесты, часто наведывался и сам император. Нет худа без добра: болезнь позволила Марии лучше ощутить доброту и тепло её новых родных. Кризис миновал, вместе со здоровьем возвращались силы, любовь дарила надежду на счастье.
Бракосочетание свершилось 16 апреля 1841 года с той торжественностью, которая уходила корнями во времена Екатерины Великой и ещё дальше в патриархальную, древнюю Русь, с её восточной византийской обрядностью и исконно русским нескончаемым и пышным застольем. Свадебные торжества продолжались несколько дней, балы сменялись спектаклями, затем следовали парады, пока, наконец, изрядно утомленные новобрачные не отправились по традиции в первопрестольную русскую столицу — Москву.
Казалось, прошло совсем немного времени, когда на обедне в церкви с великой княгиней сделалось дурно. Императрица, проводив невестку в её комнаты, вышла к фрейлинам с радостным известием: «Поздравляю, перешивайте платья Княгини».
18 августа 1842 года Мария Александровна благополучно родила дочку, названную при крещении Александрой. Девочке суждено было прожить всего семь лет. И хотя к этому времени в семье родилось ещё три сына, а смерть детей в ту эпоху была обычным явлением, потеря дочери стала трагедией для матери. Она писала: «Отныне наше счастье уже не будет полным, но оно будет тем, чем должно быть счастье на земле: к нему всегда будет примешиваться чувство сожаления, но вместе с тем и надежда, что Господь по милосердию своему приведет нас туда, куда раньше нас последовал наш ангел…»
