Всеволод Гаккель - Аквариум как способ ухода за теннисным кортом
По преизде я понес прередачу родственникам Николая Черткова и познакомился с Машей Стеблин-Каменской. Время от времени она стала заходить ко мне в гости. Моя матушка прекрасно справилась во время моего отсутствия. Буквально на следующий день после моего возвращения ко мне пришёл Курёхин и я сразу пожалел о том, что не остался ещё недели на две-три, и мы стали звонить Маринке в Нью-Йорк. Почему-то время, проведенное в Нью-Йорке, нас очень сблизило, и мы с ним стали видеться каждый день. Была зима, было темно и холодно. Но мы ходили гулять по городу, а потом шли ко мне пить чай. Мы рассуждали о том, что вот было бы здорово, если бы в Ленинграде был такой клуб, как «Knitting Factory», но понимали, что это нереально. Так прошла зима. Я ничего не делал и только два раза в неделю ходил играть в теннис.
Весной мне позвонил Володя Пинес и сказал мне, что один его знакомый из Вильнюса привез какую-то английскую группу и не знает, что с ней делать. Я тоже не знал, но поехал во Дворец Молодежи. Там я встретился с Марюсом Кяршисом из литовского лэйбла «Зона», который метался по Дворцу в поисках кого-нибудь, кто за что-нибудь отвечал бы. Он познакомил меня с группой «World Domination Enterprises», и поскольку был полный хаос с организацией, попросил меня с ними поболтаться. Первый вопрос, который мне задали музыканты, где можно достать травы? Я никогда этим не промышлял и уже несколько лет не имел с ней близкого общения. Но конечно же эту проблему было несложно решить. Когда она была решена, я позвонил Курёхину, и мы пошли с ними болтаться, а вечером зашли к Александре с Андреем, где и скоротали вечерок. Вечером приехал Марюс, который был очень благодарен тому, что музыканты очень довольны проведенным днем. На следующий день был концерт в Большом зале Дворца Молодежи. Народу не было вообще никого, а разогревали их «Мифы». Я в общем ничего не имею против «Мифов». Я их знал сто лет, но это была абсолютная стилистическая несовместимость. Я же был в полном восторге от выступления «World Domination Enterprises». Это был стопроцентный английский панк-рок, и для меня это почему-то оказалось глотком свежего воздуха. Они привезли с собой стоваттные усилители, а у гитариста вместо порожка к корпусу гитары была привинчена дверная ручка. При этом он возил её без чехла, хотя у нас только-только наступала весна и было достаточно холодно. Но в зале не было ни одного панка, и получалось что я, далеко не панк, был единственным человеком, который мог по достоинству оценить это. Я не понимал, как это могло быть. Могу себе представить, если бы во времена моей юности в город приехала бы настоящая английская группа. Я проводил их на вокзал, и мы расстались друзьями. Через месяц мне позвонил Марюс и попросил встретить американскую группу «Sonic Youth». Я никогда о ней ничего не слышал, но с готовностью согласился. Я позвонил Алику Кану, и мы вместе поехали в гостиницу «Советская». Их была целая орава, они приехали со своими женами и детьми. Мы забрали их и поскольку пойти было совершенно некуда, просто погуляли по городу. С ними приехал Витус Кубилюс из той же «Зоны», а организация концерта была примерно такой же. Я так и не знаю, кто были эти люди, с которыми имели дело эти ребята из «Зоны». На следующее утро меня попросили съездить с ними в Дом Кино, куда должно было приехать телевидение, чтобы снять с ними интервью. Мы прождали часа четыре, сидя в ресторане. В это время дня там можно было заказать только столичный салат, да бутерброды с колбасой, а половина гостей, как и я, были вегетарианцами. Я чувствовал себя крайне неловко, поскольку исчерпав за это время все возможные темы разговоров, вынужден был оправдываться за всех русских. Они не знали, что я не имею никакого отношения к организации их тура, но мне трудно было доказать обратное. На следующий день был концерт в том же Дворце Молодежи, и хотя народу в этот раз было человек двести, всё равно для такого зала это было мало. Гитаристы Тёрстон Мур и Ли Ренальдо привезли с собой по десять гитар, которые они меняли чуть ли не на каждой песне. Вся суть этого была в том, что эти гитары имели разный звук и были по-разному настроены. Но мощности аппарата было явно недостаточно. Они были очень недовольны, а Ким Гордон после концерта просто плакала. Но на меня концерт произвел ошеломляющее действие. Хоть мощности действительно не хватало, звучание группы было совершенно атомным. Звук был такой плотности, и они создавали такое напряжение, что меня просто вдавило в кресло, и эти люди могли им управлять и знали, что делают. На следующий день я звонил всем своим знакомым и зазывал их на концерт, но приехав во Дворец, с досадой убедился, что концерт отменён. Мы с Аликом поехали в гостиницу узнать в чем дело. Оказалось, что они настолько обломались, что не захотели играть на таком звуке. Вечером они уезжали в Москву и все сидели в одном номере, куда им разрешили сложить все вещи. Мы обменялись телефонами и проводили их на поезд.
Недели через две ранним вечером на Пасху я шёл по Колокольной улице. Было абсолютно светло, как вдруг на меня налетела группа подростков, сбили меня с ног и стали бить. По счастью кто-то из прохожих за меня вступился, и, схватив мою сумку, они разбежались. Слава Богу, я не получил сильных побоев, а только вывалялся в грязи. Это был разбой среди бела дня. Когда я отряхнулся, из-за угла выехала милицейская машина. Я в неё сел и мы, объехав квартал, поехали по улице Марата навстречу тому направлению, куда они убежали. Они не ожидали опасности с этой стороны и спокойно шли по Стремянной улице. И когда мы подъехали ближе, менты выпрыгнули из машины и тут же схватили троих их них. Весь вечер я просидел в отделении у Московского вокзала, пока их всех туда не привезли. Их оказалось восемь человек. Но ни у кого из них не было моей сумки. Когда же всё-таки к ночи привезли их главаря с моей сумкой, меня попросили составить описание содержимого сумки, которую нашли у него дома. Там оказалось все, кроме пленки, на которую я фотографировал «Sonic Youth». И её уже было не найти. Я получил колоссальный стресс и какое-то время шарахался, когда видел компанию молодых людей.
Я не знал, чем заняться, и мой тренер по теннису, Ирина Варфоломеева, предложила мне работу на теннисном корте. За год до этого на эту должность я порекомендовал Родиона. Но коль скоро он не играл в теннис, ему эта работа была не интересна. Итак я устроился водолеем на теннисный корт. Он принадлежал спортивной базе Академии Наук, которая распологалась на Каменном острове в отдельной усадьбе. В своё время Сталин дал эту усадьбу какому-то академику, а потом по запарке его застрелил, навереное после этого дача досталась Академии. Корт был в средней степени запущенности. И с начала апреля я начал приводить в порядок вверенное мне хозяйство. Работа эта не очень простая, чем-то напоминает работу садовника, то есть она не очень тяжелая, но нужно постоянно работать. За кортом надо ухаживать – просеивать и подсыпать песок, сметать крупную крошку, укатывать ручным катком, рисовать краской линии и вечером заливать водой. При этом работа зависит от погоды и интенсивности эксплуатации корта. Когда же я подготовил корт к началу сезона, меня больше всего интересовало, в каком режиме я сам смогу играть в теннис? Я проводил там несколько часов в день, все время что-то поделывая, а иногда просто играя у стенки. У меня не было постоянных партнеров и я ждал, когда появится кто-нибудь, с кем я мог бы покидаться. Время на корте было распределено по учреждениям Академии Наук. Своих часов, когда бы я мог располагать кортом, у меня не было, и мне приходилось ждать окон, когда кто-то не придет. Рассчитывая провести там все лето, я стал потихоньку обзаводиться своим хозяйством. Я расчистил себе уголок за пределами площадки, поставил скамейку и протянул сетевой удлинитель из здания. Таким образом я мог всегда согреть чайник. А когда у тебя стоит чайник, всегда найдется кто-то, кто зайдет на чашечку чая. Прямо за оградой нашей усадьбы находились корты «Ленфильма». Это был другой уровень бытия. Там была чисто спортивная тусовка, и ребята, которые уже несколько лет работали на кортах, содержали их в идеальном состоянии. Мы познакомились, мне было чему у них поучиться, и я всегда мог попросить каток или что-нибудь ещё, но всё равно я был соседом и немного другим, и теплой дружбы у нас не сложилось. У нас был сторож, дядя Миша, бывший теннисист, который тихо пил, и выходил играть в теннис в шлепанцах и то, только когда сильно выпьет. Он меня немного опекал, но всё равно не чувствовал во мне своего и бурчал. С ним трудно было о чём-нибудь договориться. У меня было несколько знакомых из теннисной тусовки. Иногда приезжала Ирина, а чуть позже я познакомился с её подругой Светой Рюминой, которая вела там группу. Они обе замечательно играли в теннис, и в свое время Светка была чемпионкой города, а Ирина второй ракеткой. При этом у них обеих был дар тренера. Занимаясь несколько лет под руководством Ирины, я был благодарен всему тому, чему она меня научила. И когда я тусовался на корте, Светка стала привлекать меня в качестве спарринг-партнера с её учениками. Коль скоро я там находился почти целый день, то постепенно перезнакомился почти со всеми, кто приходил туда играть. Мне было очень интересно, это был совершенно другой мир, с которым мне не приходилось пересекаться. Иногда ко мне забредали дружки, приезжал Курёхин, Алик Кан, Витька Сологуб и Джоанна с Юриком Каспаряном. И через некоторое время многие мои друзья знали, что я работаю на Каменном острове, и все любопытствовали, чем я там занимаюсь.
