Макс Брод - Франц Кафка. Узник абсолюта
Во вступлении к этой книге, в «Заметках» и «Объяснениях» Януш привел часть своей собственной истории, рассказал о происхождении «Разговоров с Кафкой» и о судьбах рукописей Кафки. Мне хотелось бы сообщить о том, как рукопись попала ко мне, и подчеркнуть, какую информацию мы получили о жизни Кафки периода начала марта 1920 г., когда Януш встретил его.
В мае 1947 г. – восемь лет спустя после того, как я покинул мою родную Прагу, – я получил письмо из этого города, которое начиналось так: «Не знаю, помните ли Вы меня. Я тот музыкант, о котором Вы писали в «Прагер тагблатт» незадолго до вашего отъезда, и тот, кто устраивал публикацию чешского издания «Метаморфоз» Франца Кафки». Автор письма спросил, может ли он послать мне «дневниковые записи о Франце Кафке», которые он пытался опубликовать. «Франц Кафка отождествляется у меня с моей юностью, и его образ вызывает у меня множество воспоминаний. Поэтому Вы можете представить мое волнение», – написал мне Януш в следующем письме.
Рукопись пришла после значительной задержки. После этого она долгое время лежала непрочитанной из-за моей перегруженности работой. В конце концов, моя секретарша, фрау Эстер Хоффе, которой я безгранично благодарен за участие в подготовке издания трудов Кафки, ознакомилась с рукописью. Она прочитала ее и сообщила мне, что это очень ценная работа. Затем я тоже прочитал рукопись и был поражен богатством изложенного в ней материала. В этих мемуарах живо воспроизведена манера Кафки говорить, его выразительная, но сдержанная жестикуляция, его мимика. У меня было чувство, будто мой друг внезапно вернулся к жизни и вошел в комнату. Я словно слышал, как он говорит, видел его оживленные, сверкающие глаза, ощущал его спокойную улыбку и был глубоко впечатлен его мудростью.
Вскоре после этого Дора Димант приехала в Израиль. Она часто приходила ко мне, и в очередной ее приход я прочитал ей отрывок из рукописи Януша. Дора была потрясена так же, как и я. Она тоже узнала неподражаемый стиль Кафки и его образ мышления в приведенных Янушем разговорах. И ее охватило чувство, будто она снова встретилась с Кафкой.
Так ценность этого материала была подтверждена двумя людьми. Неожиданно появился третий человек. Мой друг Вилли Хаас издал «Письма к Милене» Кафки[34]. Эти письма лежали более двух десятилетий на Пражском почтамте. Я вообще не знал о них ничего. Теперь я прочитал эти письма. На мой взгляд, эти письма можно отнести к одним из лучших любовных писем всех времен, они займут место рядом с пламенными письмами Юлии Эспинасской. Несколько отрывков в этих письмах имеют отношение к блестящему молодому поэту Густаву Янушу, который преклонялся перед Кафкой, приносил ему свои первые стихи, вовлекал его в дискуссии – и это было достаточно хлопотно для Кафки, потому что его мысли и страсти в то время были направлены совсем в другую сторону. Все обстоятельства бесед, которые описывал Януш и которые, конечно, он видел только с одной стороны, содержали достаточную долю иронии, когда их рассматривали с другой стороны и в иной перспективе. Но это только подтверждало их подлинность.
Януш говорит в этой биографии о своем отце. В третьей главе я упоминал о том, что Кафка дружил со своими коллегами из Института страхования от несчастных случаев, «даже если они были стеснительны». Я упоминал о человеке, который был автором «Необыкновенного меморандума». Я нашел этот меморандум среди своих бумаг, и теперь он лежит передо мной. Меморандум начинается словами: «Nos exules filii Evae in hac lacrimarum valle». Эксцентричный автор был не кто иной, как отец Януша. В то время я был знаком с отцом, позже я познакомился с сыном. Благородная личность отца Януша и несчастная история его запутанной женитьбы эпизодически возникают на страницах книги Густава Януша, и рядом с мощной фигурой Кафки возникает еще один мучительный мотив. (Обратите внимание на высказывания Кафки об отце Януша в «Письмах к Милене».)
Период знакомства с Янушем для Кафки был отмечен отношениями с Миленой Есенской. Януш встретил Кафку в конце марта 1920 г. В дневниках Кафки отсутствуют записи с января 1920-го до 15 октября 1921 г. В первой записи Кафки от 15 октября 1921 г. говорится о том, что он отдал все свои дневники Милене. Возможно, он уничтожил ту часть, которая относилась к этой большой любви. После смерти Кафки Милена передала мне дневники и рукописи его романов «Америка» и «Замок», которые хранились у нее. Записи Кафки о Милене (он обозначал ее в дневниках И.) содержались в той части дневников, которую я нашел в другом месте (в маленькой комнате в квартире, где временно жил Франц). Эти заметки относятся к маю 1922 г. Страстные отношения вскоре пришли к трагическому концу. У меня есть письмо, в котором он умоляет меня, чтобы я попросил Милену больше не приходить к нему.
Личные дела Кафки в пору его общения с Янушем шли не очень хорошо. Молодой человек этого не знал. Кафка говорил лишь намеками о печалях, которые его одолевали. Он говорил большей частью философскими терминами, словно мудрый наблюдатель, о мировых событиях, о борьбе наций и классов и о религии. Это свидетельствует о необычайном самоконтроле, присущем Кафке почти в любой жизненной ситуации, – за исключением случаев, когда он делал записи в дневнике или разговаривал с очень близкими людьми.
В речи Кафки, переданной Янушем, несомненно, угадывается его стиль. Он говорил даже более лаконично, более содержательно, чем писал. Кафка был абсолютно не способен сказать что-либо бессмысленное, ничего не значащее. Я никогда не слышал от него пустых фраз, даже когда он говорил о самых общих вещах. Для него просто не существовали банальности. Кроме того, он никогда не стремился к остроумным оборотам в стиле эпиграммы. Если он не мог сказать ничего значащего, то предпочитал молчать.
В первом варианте биографии Кафки я опустил весь период, связанный с Янушем. Милена жила в то время, и я посчитал себя обязанным хранить тайну. Между тем мы многое узнали о ней из книги Маргариты Бубер-Нейман «Als Gefangene bei Stalin und Hitler» («Узница Сталина и Гитлера»)[35]. Я узнал о силе духа и воодушевленности Милены, которые передавались тем, кто ее встречал, и о ее смерти в концентрационном лагере. Кафка указывал на то, что основной чертой ее характера было бесстрашие. (Дневник, 18 января 1922 г.) Кроме того, представление о Милене дают письма Кафки, адресованные ей, и эпилог Вилли Хааса, воздающий дань этой поистине великой женщине. В записках Януша также чувствуется влияние ее личности, хотя имя Милены никогда там не упоминалось. В этот период Кафка начал глубоко задумываться над еврейским вопросом, и, насколько можно понять из того, что он говорил Янушу, Кафка любил в Милене чешку-христианку – между прочим, две ее близкие подруги были замужем за евреями. Муж Милены также был евреем. Этот факт привел к тяжелому конфликту Милены с отцом, известным чешским политиком-националистом. Кафка, попав в новое для него окружение, столкнувшись с вторжением в его сокровенное бытие и с необходимостью принятия важного решения, глубоко и тяжело размышлял о еврейском вопросе и пришел к его более глубокому пониманию.
