Алексей Вульф - Дневник 1827–1842 годов. Любовные похождения и военные походы
12 мая
Вчера пришло к нам много новостей: первую, что мы должны выступить отсюда с 3-мя эскадронами и 2 отделениями в Устилуг, а 4-й эскадрон останется здесь, привез граф Штейн бок, возвратившийся из отпуска, а прочие Голубинин из Луцка, где он дожидался возвращения из Бердичева Лошкарева, в окрестностях которого тоже появилась было рухавка, против которой послали только что туда прибывшие наши резервные эскадроны. Это часть шайки, набранной в Подольской губернии помещиком Собанским и другими, которую генерал Рот рассеял; часть оной даже была вблизи Сквиры, в 30 верстах оттуда она разграбила Челищева местечко Ружин, он сам, говорят, едва успел уйти. Рассказывают, что Рот, разбив бунтовщиков, несколько верст гнал их одними картечными выстрелами на ближнюю дистанцию и произвел ужасное кровопролитие22.
В газетах прочитали мы подробное и красноречивое описание разбития Серавского Крейцом и реляцию об Баромельском деле и прогнании их за границу; то и другое никак не узнать из описания; в первом он <Ридигер> утверждает, что рассеял всю неприятельскую пехоту, которой и не было в деле, и что ночь не позволила ему преследовать неприятеля, тогда когда он на поле сражения оставил 5-ть орудий и неприятель в виду его всю ночь пировал в Баромелье. Что об этом он не упоминает, это естественно; но как не сказать ничего про полк, который один спас весь его отряд и его толстую фигуру23. Говорят, что мы в России служим из одной чести. Какая же тут честь, когда храброго и труса совершенно одинаково ценят: одного не награждают, а другого не наказывают. Из чего после этого должны мы служить? В постпакете24, привезенном Голубининым, нашлось и ко мне два письма: одно от сестры, другое от Анны Петровны. Оба они давнишние и долго лежали в Бердичеве; сестрино письмо из Пскова с описанием веселостей, в которых они провели там масленицу; Анна Петровна пишет много про Софью Михайловну и мало хорошего; разбирать тут трудно, тем более что она не говорит, чем виновата25. Семейственное ее благополучие не изменилось и всё еще стоит на высшей точке возможности – дай Бог, чтобы долго оно не упадало!
14 мая
Выступили из Кошевки по направлению к Устилугу. Но дойдя 16 числа до местечка Торчина, нашли мы в оном пришедшую туда нашу корпусную квартиру, почему и должны были сами расположиться на дневку не в самом местечке, а в ближайшей деревне Борятине. Здесь получили мы приказание не идти далее, а остановиться там, где найдем фураж, почему мы и перешли сюда, в село Шепель, деревню весьма незначительную, в дворов 40, с господским домом и пребойкою помещицею, в чем и заключаются все удобства оной; во всех других отношениях она преневыгодная для нас, ибо не только нет в оной квартир, но и жизненных припасов нельзя доставать; одно недальнее, 15 верст, расстояние от Луцка делает еще нам прокормление себя возможным.
24 мая. Деревня Шепель около Луцка
<…> Последние же новости из армии суть разбитие главных сил мятежников под начальством Скржинецкого при Остроленке, хотевших остановить новые наступательные движения Дибича; подробностей дела мы еще наверно не знаем, хотя об оном и было вчера благодарственное молебствие в Луцке 26.
Теперь только я замечаю, как странно, что я, тот самый, который прежде принимал такое живое участие во всём, что происходило не только в России, но и во всём образованном <мире>, ни малейше не имел любопытства узнать, о чем именно было молебствие, так что когда, возвратившись, полковник стал у меня расспрашивать новости, то я и не знал, что ему сказать. – Такое равнодушие (apathie) приписать мне должно или тому, что я уже столько раз читал о разбитии неприятеля, которые <!> никогда не имели никаких выгодных для нас следствий и после которых неприятель всегда нас встречал в превосходных силах (которые, не постигаю, с неба ли или из-под земли являлись), что я уже начал этим победам мало верить или же бесконечным толкам об этой войне, в которых никак не дойдешь до истины и которые путают известия одно с другим <…>
Наш же друг и приятель Ридигер находится теперь с своим отрядом около Замосця. За истребление Дверницкого сделан он генерал-адъютантом – награждение не блистательное, но заслуг его не превышающее. Прочитав его донесение о сражении 6 апреля под Хрениками, где он отдал справедливость храбрым егерям № 19, 20 и прикрасил только свой успех взятием 4-х орудий, в сущности бывшие только пушки, валявшиеся в винокурне 27, мы ожидали, что в реляции 7 числа он и нам отдаст таковую же, но весьма ошиблись; в последней он только говорит, что “генерал Ридигер, атаковав неприятеля при местечке Баромели, совершенно уничтожил их пехоту”. В этом донесении только две лжи, а именно: те, что ни его, ни пехоты польской не было в деле 28. – Прошу после этого верить донесениям – чем же персидские, помещенные в “Северной пчеле” из похождений Хаджи Бабы, хуже наших29.
25 мая
Образом нашей жизни нельзя похвалиться: он скучен до крайности. Мы не имеем удобств постоянных квартир, ни выгод и разнообразия военных действий, но терпим одни лишения и несносную неизвестность касательно будущего, которое можно только угадывать. Если Дибичу достаточно будет войск, которыми он в эту минуту действует, то, вероятно, не пойдем мы вперед; если же он присоединит к себе отряд Ридигера, то нас подвинут на его место – вот вероятности ожидающего нас в будущем. Об войне же с Франциею или с другой европейской державой я не стану и упоминать, хотя многие оной бредят, ибо должно слишком мало знать вещи, чтобы повторять такие невозможности.
Должность занятия квартир я взял добровольно на себя, предпочитая небольшие хлопоты, сопряженные с оной, скуке медленного движения полка. На этих двух переходах я имел мало вознаграждения за ночные переходы и голод, который я должен был переносить. Одно удобство было то, что последний день я не ехал верхом, а на подводе.
26 мая
Полк пришел сюда, в Устилуг, 27-го и расположился следующим образом: штаб и два эскадрона, 2-й и 4-й, здесь в местечке при дивизионной нашей квартире, лейб-эскадрон вниз по Бугу, в местечке Корытницах, 12 верст отсюда, а 3-й вверх по реке, в деревне Изове, в 4 верстах. Назначение наше есть охранение границы, по которой мы обязаны содержать беспрерывные разъезды.
30 мая
Вследствие вчерашней тревоги, произошедшей от того, что вчера же утром в 10 часов толпа рухавки перебралась в верстах 20 отсюда через Буг в Польшу, та самая, которая была около Ковеля, получили мы (2-й эскадрон) сегодня повеление от господина Лошкарева вместе с 3-м эскадроном под начальством нового нашего подполковника Булацеля идти ее преследовать до местечка Ухани, в 40 верстах отсюда. Необъяснимый случай, что 3 эскадрон, будучи только в 4 верстах отсюда, и к которому утром еще послано повеление, доселе (6 часов пополудни) не прибыл, делает мало вероятным, чтобы нам удалось нагнать эту шайку, хотя и должно отдать справедливость мудрости распоряжений, которые предпринимали, зная, что они бесполезны <…>
