Иосиф Лаврецкий - Хуарес
— Маршал Базэн тоже решил обрести личное счастье в Мексике.
Военная карьера ему удалась, семейное счастье — нет. Воюя в Марокко, он влюбился в местную куртизанку. Базэн женился на ней и привез в Париж, представил свету. А затем разразился скандал: мадам Базэн была уличена в измене мужу и покончила с собой. В Мехико объектом страсти 54-летнего маршала стала 17-летняя сеньорита Пепита де Пенья, дочь того самого Пеньи, который подписал с американцами позорный договор Гуадалупе — Идальго. Сеньорита Пепита не устояла перед чарами своего ухажера, годившегося ей в деды, и вышла за него замуж. На свадьбе в роли посаженных выступили Максимилиан и Шарлотта. Император, чтобы привязать маршала еще крепче к себе и к Мексике, преподнес ему в качестве свадебного подарка великолепный дворец с условием: если маршал покинет страну, то дворец вновь вернется к императору.
Между тем прибывшие в Мехико, папский нунций и духовенство все более настойчиво требовали от Максимилиана возвращения церковной собственности. Максимилиан же, считая, что церковникам все равно некуда деваться (не перейдут же они в лагерь Хуареса!), решил признать основные законы реформы, в том числе конфискацию церковной собственности. Максимилиан рассчитывал этим актом привлечь на свою сторон у буржуазные слои, но он этого не добился, ибо к тому времени уже мало кто верил в прочность его режима.
«Церковники, — комментировал Хуарес эти маневры, — теперь недовольны Максимилианом, предавшим их фактическим принятием законов реформы. Настоящие либералы не столь наивны, чтобы перебежать к нему только потому, что он принял некоторые законы реформы. Он не понимает, что даже если бы он принял целиком и полностью все наши законы, мы не подчинились бы ему, ибо прежде всего защищаем независимость и достоинство нашей страны. Когда же иностранец вмешивается в наши дела с помощью штыков и стремится, подобно Максимилиану, навязать свою деспотическую волю, мы будем воевать против него насмерть и отвергнем все его предложения, даже если он посулит нам манну небесную. Мы не нуждаемся в том, чтобы иностранцы приходили к нам осуществлять за нас реформы, мы сами осуществили их без какой-либо посторонней помощи».
Чистые либералы продолжали оставаться чистыми, они и не думали складывать оружия. Освободительная война продолжала полыхать по всей стране, партизанское движение ширилось, среди французских солдат росло недовольство. Многие французы, которым давно уже опостылела эта бессмысленная колониальная авантюра, мечтали только об одном: как бы поскорее вернуться восвояси, к своим семьям.
Хуарес тоже разлучился со своей семьей во второй половине 1864 года. В Сальтильо, где она временно обосновалась, родился его последний сын — Антонио, вскоре стала матерью и старшая дочь Хуареса, Мануэла, вышедшая замуж за кубинского революционера Сантасилию. Она родила девочку, сделав дона Бенито дедушкой.
Донья Маргарита со свойственными ей мужеством и стойкостью переносила все трудности, выпавшие на долю семьи во время кочевой жизни по пустынным штатам северо-западной Мексики. Сколько раз приходилось донье Маргарите с детьми спасаться от погони французских отрядов, засад предателей, терпеть голод, испытывать всевозможные лишения…
Опасаясь, чтобы кто-нибудь из его родных не попал в руки врагов, Хуарес направил семью в Соединенные Штаты, поручив Сантасилии все заботы по ее устройству и быту в этой стране.
Факсимиле письма Хуареса донье Маргарите.
Семья переехала с Сантасилией в Нью-Йорк. Письма от родных приходили к Хуаресу иногда с двухмесячным опозданием. Отсутствие сведений о семье удручало президента, он сильно переживал невзгоды и несчастья, преследовавшие его близких в Соединенных Штатах. Там умерли два сына Хуареса — Хосе и Антонио. Скупой на выражение своих чувств, Хуарес трогательно утешал в письмах донью Маргариту, которая после смерти сыновей в чужой стране, разлученная с любимым мужем, пришла в полное отчаяние. Только благодаря заботам Сантасилии удалось поправить пошатнувшееся здоровье доньи Маргариты, наладить воспитание детей.
Хуарес в своих письмах жене и зятю подробно сообщал о состоянии дел в Мексике, о борьбе с французскими интервентами, о положении в правительственном лагере. Его письма проникнуты верой в победу.
Хуарес часто спрашивал у Сантасилии, что думают в Соединенных Штатах о событиях в Мексике.
Пока шла гражданская война в США, заручиться какой-либо существенной, практической помощью со стороны правительства Линкольна но представлялось возможным. Ромеро, представитель Мексики в Вашингтоне, Добладо и Гонсалес Ортега, находившиеся там же, пытались закупить оружие, боеприпасы, вербовать добровольцев, но все это стоило огромных средств, кроме того, американцы требовали взамен предоставления им земельных концессий, особых прав и привилегий. Эти требования отвергались Хуаресом, который предупреждал Ромеро быть начеку и не соглашаться ни на какие комбинации, ущемляющие национальный суверенитет Мексики.
26 января 1865 года Хуарес писал Ромеро в Вашингтон: «Некоторые люди, как Вы мне пишете, предлагают уступить им часть нашей территории в обмен на помощь. Такие предложения не только антинациональны, но и вредны для нашего дела. Нация, через свой законный орган — конгресс, ясно и решительно заявила, что осуждает всякую уступку или сдачу в залог каких-либо частей своей территории. Если мы нарушим эту директиву, народ восстанет против нас, и мы тем самым поможем нашим врагам завершить завоевание. Враг может вторгнуться в нашу страну и грабить нас, если такова наша судьба, но мы не вправе узаконить это преступление, отдавая добровольно то, что от нас пытаются отобрать силой. Если Франция, Соединенные Штаты или любая другая страна захватит часть нашей территории я мы из-за нашей слабости не сможем изгнать их оттуда, мы тем не менее должны будем оставить грядущим поколениям право вернуть эти земли. Несомненно, было бы огромным злом, если бы более сильному противнику удалось нанести нам поражение, но будет несравненно хуже, если мы лишим наших сынов их законных прав на нашу землю, чтобы в будущем люди, по сравнению с нами более мужественные, патриотичные и выносливые, не смогли бы их использовать и вернуть то, что мы потеряли».
Текст этого письма после смерти автора был отлит в бронзе и навечно установлен в назидание потомству в его кабинете — в Национальном дворце в Мехико, где размещен теперь музей Хуареса.
Положение резко изменилось к лучшему после того, как в апреле 1865 года северяне разгромили южан и заставили их капитулировать. Теперь правительство Соединенных Штатов могло говорить более решительным языком с Наполеоном III. Президент Джонсон, пришедший к власти после трагической гибели Линкольна, и государственный секретарь Сьюард потребовали от Наполеона III эвакуации французских войск из Мексики. В подкрепление своих требований американцы сконцентрировали на мексиканской границе 100 тысяч солдат. Донья Маргарита была демонстративно приглашена в Вашингтон, где ее принял Джонсон, а Сьюард устроил в ее честь прием. Американским послом при Хуаресе был назначен генерал Шерман, один из героев гражданской войны. Все эти действия создавали впечатление о возможности активного вмешательства Соединенных Штатов в мексиканские дела. Правда, сам Хуарес был уверен, что США не станут воевать с Францией из-за Мексики. «Волки не кусают волков: они уважают друг друга», — писал Хуарес об отношениях между Соединенными Штатами и Францией.
