Уильям Манчестер - Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии
Однако он становился немножко стар для того, чтобы играть в игру ожидания. Он считал, и не без оснований, что производители оружия, как и армии, имеют право на мирные передышки. Его личная жизнь оставалась хаотичной. В апреле у него не было даже примитивных земных благ. Из-за неудачного выбора французских строительных материалов – не говоря уже о назначении самого себя архитектором – вилла «Хюгель» оставалась без крова. Он ожидал, что подписание мирного договора даст возможность возобновить поставки камня из Шантийи, но из-за Парижской коммуны и ее последствий карьеры до осени были закрыты. По той же самой причине была недоступна Ницца, и в середине сентября Альфред взял жену и семнадцатилетнего сына в Англию. На зиму они остановились в Торквее: он нравился Берте, потому что его средиземноморские пальмы напоминали ей о Ривьере, а у мужа вызывал удовольствие тем, что здешние доки сыграли ключевую роль в оказании отпора испанской Армаде.
Фрау Крупп расслаблялась. Юный Фриц – рьяный ботаник – собирал образцы растений. Альфред бомбардировал Отечество письмами. Толщина его писем из Торквея и вставленных в них комментариев («На сегодня надо заканчивать, потому что я так устал»; «Ничего не могу поделать, если карандаш хочет писать»; «Пора идти спать. Помоги вам Бог разобрать мой почерк») свидетельствует о том, что он мало чем занимался кроме этого. Он продолжал запускать в Берлин елейные послания, заверяя кронпринца: «Ваш портрет передо мной днем и ночью». В прокуру он направил подробные инструкции о том, как чистить котлы, предупредив, чтобы «не использовалась некачественная железная руда, которая может быть заводскими отходами», а также морализаторские наставления и некоторые распоряжения по строительству. Он хотел начинать работы на трех жилищных объектах для крупповцев. Потом, «как только позволит погода», заняться Штаммхаусом: «В нем надо установить новые подоконники и пороги взамен тех, которые могли сгнить, и восстановить точно в таком же состоянии, в котором он был первоначально. В комнате А, как и прежде, должно быть только одно окно, все ставни и вентиляционные отверстия должны быть в форме сердечка… У этого маленького дома не будет никаких деловых функций. Я хочу, чтобы он оставался, пока существует завод, чтобы мои преемники, как и я, смотрели на этот памятник, на этот источник великого завода с чувством благодарности и радости. Пусть этот дом и его история вселяют мужество в малодушного и наполняют его уверенностью. Пусть он служит предупреждением о том, чтобы не презирать самого скромного и опасаться высокомерия».
Самым скромным в Эссене был замок, который должен прийти на смену Штаммхаусу и Гарденхаусу. Хотя известняк уже поступал и кое-где верх дома был сооружен, строители проинформировали Альфреда, что внутренняя отделка не будет закончена до следующего лета и что не может быть и речи о том, чтобы въехать в дом до 1873 года – на три года позже. «Мне все больше и больше кажется, что я буду разочарован, – писал он. – От Функе и Шюренберга (строители) я всегда получаю запоздалые объяснения о том, почему в последнее время дела не идут… Слова и обещания удовлетворить меня не могут. Я ожидаю дел и позабочусь о том, чтобы любой, кто проявит слабость в выполнении своих обещаний или хоть раз обманет меня, не получил другого шанса поступить так еще раз». 2 марта 1872 года он написал Фойхт-Ретцу: «С тех пор как я нахожусь здесь, я не занимаюсь ничем другим, кроме как строительством моего дома в Эссене». Вот уж неправда. В том же самом письме он попросил генерала сообщить, «какого успеха вы и князь Бисмарк добились с кайзером». Утверждения Королевской комиссии по испытаниям, писал он, могут быть быстро опровергнуты, «поскольку Комиссия по испытаниям Эссена присутствовала на всех и может на месте ответить на любой вопрос». Затем, на следующий день, в Торквей пришла телеграмма от Эрнста Айххофа. Стареющий кузен Берты сообщал о разладах на заводе. Альфред сразу же затребовал дополнительной информации: «Почему я не знаю о том, что там заварилось и кто это заваривает? Кто находится в оппозиции, кто бунтует и почему? Правда не может быть хуже предчувствий, которые уже возникают. Больше писать ничего не буду, а если всего, что я уже написал, недостаточно, то могу все урегулировать, приехав лично, и на это я уже решился».
Прежде чем уехать, он сорвал парик и показал Берте свои настоящие волосы, настаивая, чтобы она согласилась с тем, что он поседел с момента отъезда из Рура. Она согласилась, а потом сделала в своем блокноте запись: «Удивительно, как с многим можно мириться».
* * *Разлад в Эссене произошел между прокурой и техническим отделом. Он был незначителен, но для «пушечного короля» стал поводом вернуться – и как раз вовремя: Фойхт-Ретцу удалось добиться проведения в Тегеле испытаний бронзы против стали. Круппа ожидал страстный отзыв: «Испытания орудия проведены в значительных масштабах и показали самые блестящие результаты. Это привело к тому, что все разумное большинство в Комиссии по испытаниям высказалось в поддержку вашего орудия как единственного орудия для артиллерии». В результате, сообщал генерал, Бисмарк «со всей своей энергией впрягся в вашу триумфальную колесницу». Радостный Альфред нацарапал на бумаге: «Теперь вместе с нами тащит воз великий арбитр судеб Германии!» – и распространил ее среди членов прокуры. Он пообещал Берлину тысячу пушек в этом году и еще тысячу к концу 1873 года. В январе пятьсот заказал царь, указав при этом калибр и модель, которые сделали бы их «разрушительными», но Альфред распорядился, чтобы для Санкт-Петербурга были построены «намного более тяжелые и поэтому менее маневренные орудия». Если это покажется несправедливым по отношению к заказчику, который, в конце концов, был более щедрым, нежели Берлин, надо иметь в виду деликатное положение Круппа. Ведь он неоднократно и настоятельно указывал, что его единственным мотивом является патриотизм. Обязательства перед Романовыми вносили неловкость. Ему надо было как-то объясниться.
Существовали обязательства по поставке орудия и рейху, и русским. Производство четырех безупречных гигантских стволов в день и выполнение других обязательств явно выходило за пределы нынешних мощностей металлургического завода. Необходимо расширяться. Фактически он начал увеличивать свои капитальные затраты, еще находясь в Англии. Из Торквея он направил указание закупить контрольный пакет акций компании «Орконсера айрон» для разработки месторождения вблизи Бильбао, Испания, на сумму в один миллион долларов. Размышляя над проблемой перевозки руды из Бискайского залива, он решил, что ему нужен флот. «Английские цены на морские перевозки просто огромны, а листовая сталь плохая, – писал он в июне Айххофу. – Просто не могу избавиться от мысли о том, что… мы должны сами построить корабли». Он распорядился о постройке четырех судов в Голландии, и это было только началом охватившей его лихорадки дальнейшего расширения. В Германии он оплатил три сотни шахт и выкупил две у своих конкурентов, Германшютте в Нойведе и Йоганесшютте в Дуйсбурге. Только в Йоганесшютте были четыре домны, и он заплатил за все взвинченные цены. Концерн был опасно уязвим. Майер писал Айххофу: «Совсем не исключена возможность, что Круппы в скором времени могут оказаться в весьма затруднительном положении. И если в конце концов им удастся восстановиться, на вас, тем не менее, останутся тяжелые обязательства. Герр Крупп страдает манией покупок. Кельнские банкиры начинают испытывать серьезные сомнения и настроены против того, чтобы брать на себя какие-либо новые обязательства в отношении него».
