Геннадий Горелик - Матвей Петрович Бронштейн
Выступая как-то оппонентом на защите диссертации и оценив ее в общем положительно, он назвал результат чисто университетским эффектом. И пояснил, что в средневековых университетах диссертанты особенно бережно относились к сохранности общепринятых постулатов. А по адресу экспериментаторов он в соответствующей ситуации съехидничал: «Они боятся, как бы не сделать большое открытие». Все это совершенно не похоже на человека, который настолько переполнен энциклопедическими знаниями, что со страхом думает о новом издании энциклопедии.
Когда Бронштейна как-то спросили, почему он не сделал большего, он ответил, что ему еще не попалась задача, которая бы заинтересовала его достаточно сильно. В этом тоже проявилось мировосприятие.
Только поверхностно представляя устройство науки, можно думать, что работа теоретика состоит в совершении открытий. В некотором смысле открытие — побочный результат. Возможность большого открытия зависит от многого: от общей ситуации в науке, от предубеждений теоретика (которые в зависимости от результата называют научным идеалом или предрассудком), от его техники и информированности (иногда полезна и неинформированность), от разнообразных обстоятельств, объединяемых словом «везение». И, разумеется, возможность открытия зависит от погруженности теоретика в проблему, от его интереса к проблеме. А интерес зависит от мировосприятия.
В главе 4 уже говорилось о различии мировосприятий теоретиков и были введены ярлыки «решатель» и « мыслитель» (там же сказано об условности этих названий и самого разделения). Бронштейн, мы видели, умел решать задачи, но решателем он не был. Здесь напрашивается сопоставление его с Ландау. В нашей книге эти фамилии уже не раз стояли рядом. С университетских лет их связывали близкие личные отношения. Связывало их и активное научное общение.[63] Однако совместная статья у них только одна, и это не случайно. При значительной общности научного стиля мировосприятия их весьма различались. Ландау с большим основанием можно отнести к решателям. Он отличался искусством ставить задачи так, чтобы их можно было одолеть. По словам В. Л. Гинзбурга: « Ландау был особенно силен в решении трудных задач...» [163, с. 368].
По свидетельству Е. М. Лифшица, Ландау «была противна тенденция,— к сожалению, довольно распространенная,— превращать простые вещи в сложные (часто аргументируемая общностью и строгостью, которые, однако, обычно оказываются иллюзорными). Сам он всегда стремился к обратному — сделать сложные вещи простыми, наиболее ясным образом выявить истинную простоту лежащих в основе явлений законов природы. Умение сделать это, "тривиализовать" вещи, как он сам говорил, составляло предмет его особой гордости» [89, с. 14].
Умение тривиализовать, умение превратить сложные вещи в простые — это драгоценное качество. Хорошо известный пример, когда это качество привело к фундаментальному результату,— создание Эйнштейном специальной теории относительности, в основу которой была положена простая кинематика вместо сложной динамики электрона в эфире.
Не менее драгоценным, однако, бывает и противоположное качество — в тривиальном, привычно простом разглядеть сложность (которая только на глубоком уровне обернется простотой). Наиболее известный пример такого рода — это создание ОТО, когда в тривиальном, всем известном равенстве инертной и гравитационной масс Эйнштейн разглядел искривленность пространства-времени.
При прочих равных мировосприятие «решателя», «тривиализатора» чаще приводит к результатам. Для физика-мыслителя интерес к данной задаче существенно зависит от того, какова ее связь с целостной картиной мира; задачи, способные увлечь его сильно, встречаются реже. В разных научных ситуациях предпочтительны бывают разные типы методологических установок и предубеждений, а в целом различные мировосприятия дополняют друг друга.
Объясняя, почему научный потенциал М. П. Бронштейна раскрылся не полностью, не забудем, что он просто не успел... Вспомним выдающиеся физические результаты, полученные авторами старше тридцати лет (самые известные — планковский спектр, ОТО, релятивистская космология, уравнение Шредингера).
И ведь жизнь Матвея Петровича наполнялась не только физикой. Говорить, что таланты могут мешать друг другу, довольно глупо, но никуда не деться от того, что в сутках только 24 часа. Бронштейн был одарен щедро и, кроме таланта физика, обладал еще двумя — педагогическим и литературным.
6.2. Призвание педагога
Тридцатые годы очень благоприятствовали раскрытию педагогического таланта. Страна нуждалась в образованных людях. Число учащихся быстро росло, преподавателей не хватало. Положение усугублялось отсутствием учебников. А в физике ситуация была особенно трудной из-за того, что сама эта наука в первой трети нашего века переживала революцию.
Бронштейну судьба предоставила много поводов для размышлений на педагогические темы. Ведь у него самого главными учителями были книги, а самостоятельное преодоление трудных мест оставляет гораздо более глубокий след, чем щедрая посторонняя помощь. Но, разумеется, одно лишь самообразование не может объяснить талант педагога.
Бронштейн применял этот талант в разных аудиториях. Читал лекции для старших школьников, курсы теоретической физики для студентов, лекции для аспирантов и начинающих исследователей. И это еще не все. Педагогический спектр Матвея Петровича был шире. Его научно-художественные книги (о которых речь впереди) адресованы в первую очередь 11—13-летним читателям. С другой стороны — с другой стороны спектра — у него была слава первоклассного докладчика, мастерски излагавшего трудные научные вопросы. Он был главным докладчиком на ядерном семинаре ЛФТИ, часто выступал на теоретическом семинаре с обзорами и рефератами. А хороший доклад на семинаре учит коллег независимо от их возраста. Сохранилось свидетельство — сделанные В. Р. Бурсианом подробные конспекты некоторых докладов Бронштейна [98]. Если еще учесть научно-популярные статьи и книги, то можно сказать, что фактически он преподавал физику для всех желающих ее узнать.
Результаты педагогического творчества, если они не зафиксированы в книгах, заметить трудно. Хотя общественная ценность этого творчества огромна, оно растворяется в знаниях и навыках тех, на кого обращено. Нелегко бывает восстановить путь, которым приходишь к какому-то знанию. Но память о замечательном мастерстве Бронштейна-лектора сохранилась у многих.
С. В. Вонсовский вспоминает, что в 1931 г. по инициативе студентов-выпускников ЛГУ Бронштейн был приглашен в университет преподавать. Всего год назад он сам был студентом, но успел уже обзавестись репутацией прекрасного лектора. Читать ему предстояло курс механики сплошных сред — не самый, как известно, увлекательный. Однако в его исполнении и этот курс был интересным. Под впечатлением лекций студенты решили, что прозвище молодого лектора хорошо сочетается с фамилией одного из создателей теории упругости, и между собой называли лектора «аббат Сен-Венан». Если на лекциях речь шла о физике давно и твердо установленной, то в перерывах, которые часто затягивались, М. П. увлеченно рассказывал о физике, в которую слушателям предстояло окунуться. Особенно ясно студенты смогли оценить искусство лектора после того, как курс был прерван и лектора заменили (последствие Гессениады).
