Вера Смирнова-Ракитина - Валентин Серов
В апреле 1892 года Валентин Александрович получил приглашение не от кого-нибудь, а от властителя дум чуть ли не всей России, от Льва Николаевича Толстого. Он просил молодого художника написать портрет его жены Софьи Андреевны. Для Серова это была большая честь. Он предполагал, что жена Толстого должна быть человеком интеллектуальным и писать ее будет радостно. Однако, судя по всему последующему, интеллекты ее и Серова были различны. Работать ему оказалось очень трудно, он потратил гораздо больше сил и времени, чем рассчитывал. Да и она осталась недовольна своим портретом. Кроме того, возник небольшой денежный конфликт. Вот что Софья Андреевна Толстая написала по этому поводу в книге «Моя жизнь»: «В то время, т. е. в начале апреля, Лев Николаевич заказал художнику Вал. Серову мой портрет масляными красками. Я позировала почти ежедневно, и портрет, начатый прекрасно, Серов потом испортил. Да и позу он мне, живой и бодрой, придал какую-то мне несвойственную, развалившуюся. Всего было 19 сеансов, и, когда Серов решил, что портрет окончен, он просил дать ему 800 рублей, вместо вперед уговоренных 600 рублей. Это показалось нам странно и неделикатно».
Очевидно, работа действительно была невыносимой, если Серов, деликатнейший Серов, никогда не умевший назначать большие деньги за свои портреты, осмелился заикнуться о том, что цена слишком низка.
После этой истории никогда никакого общения между Толстыми и Серовым не было. А портрет, который так не понравился Софье Андреевне, все же остался наиболее удачным и живым ее изображением.
Но из всех портретов последнего времени, пожалуй, наиболее интересен портрет историка Ивана Егоровича Забелина. Это монументальный белобородый и беловласый человек с лицом мудрого старика лесовика. Г лаза его проницательно глядят на собеседника, словно сравнивая «век нынешний и век минувший».
· · ·Пришел к Серову заказчик и совсем неожиданный и совсем нежеланный, но такой, от которого отказаться было не просто. В мае 1892 года харьковское дворянство, решившее украсить зал своего собрания портретом Александра III с семейством, обратилось с предложением написать такой групповой портрет к нескольким художникам. В конкурсе принимали участие: Дмитриев-Оренбургский, Журавлев, Коровин, Серов. Репин, бывший главным советчиком по этому вопросу, настоятельно рекомендовал Серова.
Валентину Александровичу претил этот заказ. Он, так же как и его родственники, никогда не был бездумным верноподданным. Несмотря на свою молодость, он понимал, как губительна и недальновидна политика царского правительства, какие мракобесы правят страной, как угнетен и бесправен народ. Он рад был бы остаться в стороне от каких бы то ни было дел, связанных с царским семейством, но мать недавно обращалась к Александру III насчет издания книг отца, и царь ей соблаговолил «отвалить» три тысячи рублей, Серов чувствовал себя обязанным отплатить за это хотя бы участием в конкурсе. А когда неожиданно для себя оказался победителем — не нашел мужества отказаться.
Почти на три года Серову пришлось закабалиться в эту историю, писать высочайшие физиономии почти полностью по фотографиям и в конце концов окончить картину только после смерти Александра III.
Царь, которому скучно было позировать, иногда, после усиленных «представлений» и «прошений», разрешал Серову поглядеть на него где-нибудь в кулуарах дворца, как-то снизошел даже до того, что позировал по двадцать минут в день. Но таких сеансов было, очевидно, два-три, не больше. Как-то Серов, явившийся к указанному часу, не застал царя во дворце, и ему было предложено обождать немного в одной из комнат, окна которой выходили во двор. Ждать пришлось недолго. Скоро во дворе раздались резкие звуки трубного сигнала. Серов бросился к окну и видит: выбегающие из караульного помещения солдаты с молниеносной быстротой строятся в ряды для встречи царя. Тут же, на полной рыси, влетает во двор пара взмыленных рысаков и как вкопанная останавливается у подъезда дворца. Из саней, подхваченная под руки выскочившими из дворца служителями, медленно поднимается высокая, громоздкая фигура Александра III.
— Я почувствовал себя в Вавилоне или древней Ассирии, — рассказывал Серов, — ни дать ни взять Навуходоносор какой-то, даже холодок по спине пробежал…
· · ·Подписав договор с представителями харьковского дворянства, Серов покинул Москву. Он поехал навестить мать и проводить к ней маленькую сестренку Надю.
Валентина Семеновна в это время, отложив работу над изданиями серовских критических статей, бросив музыкальный кружок, опять «ушла в народ».
1890–1892 годы были тяжелыми, засушливыми годами по всей России. Особенно трудно было в Поволжье и соседних с ним районах. Уже в начале зимы 1891 года начались бескормица, падеж скота, голодные тифы. Все честные русские люди, не надеясь на помощь царского правительства, взялись за дело. Горячо работали «на голоде» Толстой, Чехов, Короленко. В городах был объявлен сбор средств, и все работавшие в организации помощи голодающим разъехались по селам и деревням. Валентина Семеновна не могла остаться в стороне от этого движения. Она выбрала себе село Судосево Симбирской губернии. Туда-то летом и поехал Валентин, думая, что, может быть, мать нуждается в помощи, в смене, в отдыхе. В письме его, адресованном жене, подробно рассказывается о жизни в Судосеве:
«Ох, да и душно же в здешнем краю, Лелюшка, не знаю, как у вас или у нас в Москве. Безвыходное, можно сказать, буквально положение. Скверный здесь край…
Что мне тут делать, не придумаю. Маму мы застали в превосходном виде, как наружном, так и внутреннем, то есть душевном. Действительно, столько труда устукала она на деревню свою Судосево, так толково все устроила, что работа эта не может не радовать ее. Живет она, как всегда, в крошечной комнатушке у одной чудесной старой девы. В ней она только отдыхает, больше на воздухе — либо толкует с крестьянами, которые пришли за делом к ней, а главное — в столовой. Столовая прекрасная, разумная. Помощники-школьники ведут дело отлично и порядково.
Помощь оказана действительно большая как этому селу, так и соседним. Вид народ имеет хороший, дети в особенности… Да, цель этого дела и доверие со стороны народа завлекает и увлекает очень, настолько, что если бы я счел нужным отдаться этому делу, то, пожалуй, отдался бы ему почти так же ретиво, как и мама».
Он не отдался тогда этому делу, но на всю жизнь сохранил множество совершенно незабываемых впечатлений, многое повидал и многое понял во время этой своей поездки. По дороге ему встречались не только такие села, как Судосево, где благодаря энергии организаторов и деньгам, собранным в городах, народ понемногу перебивался. Были вымершие деревни среди выгоревших, пустых полей, были дети, распухшие от голода, падающие от слабости старики, толпы нищих, осаждавших станции и пристани. И нигде никакой помощи голодающим, кроме той, которую оказывала кучка добровольцев-общественников. Так накапливался художнический и человеческий опыт. Перед Серовым раскрывались самые различные стороны российской сложной и трудной жизни.
