Фриц Тиссен - Я заплатил Гитлеру. Исповедь немецкого магната. 1939-1945
Напрашивается вопрос, как Шахт допустил создание такой мошеннической экономики. Лично я не сомневаюсь, что изначально он хотел управлять честно; просто у него не было дальновидной концепции экономического развития ситуации, в которой он оказался. Его устранение из правительственного аппарата пришлось на тот момент, когда обстоятельства сложились так, что он уже не чувствовал в себе сил нести дальнейшую ответственность. Среди прочего крупные промышленные предприятия оказались обремененными расходами, которые должно было взять на себя государство. Приведу пример: концерн «И. Г. Фарбениндустри» оказал огромную помощь нацистам, в частности, оплачивал пропагандистов за рубежом. Между прочим, этим занимались и другие частные фирмы. Все эти расходы компенсировались в Германии кредитами в немецких марках, и таким образом нацисты могли использовать огромные суммы в иностранной валюте, остававшиеся за границей. Это, между прочим, одна из причин, по которым иностранным правительствам было так сложно выяснить, как финансируется нацистская пропаганда. Естественно, все это ложилось бременем на частные счета, что не могло не привести в конце концов к невыносимым условиям.
Однако, когда другого выхода не оставалось, платежи осуществлялись фальшивыми переводными векселями. Я прекрасно осведомлен об этом, так как в то время был президентом Банка промышленных облигаций. К нам обратились с требованием сделать передаточную надпись на целом пакете поддельных векселей. Правление отказало, заявив, что это недопустимо по уставным нормам банка, так как банк не получил никакого эквивалента этим векселям. Тогда банк получил заявление министра юстиции о том, что банк не понесет никакой ответственности за эти векселя; правительство, мол, учтет их в Рейхсбанке и мы можем их подписывать, ни о чем не беспокоясь.
Банк промышленных облигаций был очень могущественным учреждением. В ряду других операций он выдавал огромные займы сельскому хозяйству. Его подпись всегда гарантировалась промышленностью в целом. У него был очень крупный капитал. Однако у его директоров в конечном счете не осталось другого выбора, кроме как подчиниться требованию правительства.
Те векселя, как я впоследствии узнал, были размещены главным образом в сберегательных банках и в государственной системе социального страхования, что особенно подчеркнуло преступный характер операции. Бедные немцы в массе своей доверчивы. Рабочий чувствует себя в определенной степени защищенным; думает, что в старости с ним ничего плохого не случится, и довольствуется относительно низкой пенсией по возрасту. Однако он, по крайней мере, хочет быть уверенным, что сможет на эту пенсию прожить. И как раз этот класс принесли в жертву; свои деньги потеряли именно люди, слепо верящие в своего обожаемого фюрера.
Весь процесс – не что иное, как присвоение минимум четырехсот марок, которые каждый рабочий выплачивает системе социального страхования рейха. В действительности именно простые люди оплачивают огромные военные расходы. Я особенно подчеркиваю это, чтобы открыть немецкому народу глаза.
После отставки Шахта только подобными методами и пользовались. Я считаю эти деньги пропащими, и, по моему мнению, систему страхования рабочих придется перестраивать на новом базисе, ведь, когда люди осознают, что потеряли свои сбережения, они придут в отчаяние. По этой причине некоторые предприниматели ввели личные гарантии для своих рабочих – создали сберегательные банки на заводах, где деньги выплачиваются и возвращаются, и с течением времени накапливаются большие резервы для этих организаций. Поэтому многие рабочие уже испытывают благодарность к своим концернам-работодателям. Они начинают понимать, что государство бросило их, но завод еще защищает.
Осенью 1934 года я отправился на несколько месяцев в Аргентину. Это произошло уже после убийств Рёма и Шлейхера, и мне хотелось подышать более чистым воздухом. Хочу вновь повторить, что дело Рёма было гнусным зверством. Лидеры СА собрались по соглашению с Гитлером, и эту самую встречу впоследствии использовали как доказательство их изменческих планов. Нужно очень долго копаться в анналах истории, чтобы найти столь же презренный поступок. Между прочим, вскоре после убийства я спросил Геринга, в чем же состояло преступление Шлейхера. Геринг ответил, что была доказана его преступная связь с французским послом. Однако в то же время Гитлер обвинил генерала в связях со Сталиным!
Я был счастлив сбежать на некоторое время из этого котла ведьм. Путешествовал я до весны 1935 года и именно в Аргентине осознал – на нескольких примерах – глупость немецкого коммерческого курса, с помощью которого рейх пытался достичь самодостаточности (или автаркии)[25]. Меня принял президент Аргентины; он сказал: «Не можете ли вы что-либо сделать, чтобы Германия покупала наше аргентинское мясо?» Это было ответом на мою просьбу к Аргентине разместить крупные заказы на немецких промышленных предприятиях. Президент был готов заключить договора, если только Германия купит больше мяса в его стране, потому что он хотел продемонстрировать англичанам, что и другие народы покупают аргентинское мясо. Вернувшись в Германию, я доложил Гитлеру. Он согласился. Однако Дарре, министр сельского хозяйства, это предложение отверг. Он не желал покупать ни килограмма мяса у Аргентины. Вот один из примеров работы нелепой нацистской правительственной машины.
Позже я снова попал в Аргентину. К тому времени стало еще труднее заключить коммерческое соглашение. Лучше бы мы купили мясо и выбросили его за борт, ибо, по крайней мере, смогли бы заключить более выгодную промышленную сделку. Больше всех опять же пострадал немецкий рабочий, не получивший достаточного количества мяса, в то время как английские рабочие имели в избытке отличное мясо. Вина, безусловно, лежит на всем принципе автаркии. Конечно, ограничение импорта необходимо, но идиотская автаркия, провозглашенная Германией, невозможна. Вот чем заканчивается назначение на важные посты таких болванов, как Дарре.
Следующие размышления продемонстрируют порочность этой политики. Во всех европейских странах до сих пор необходимо удобрение почвы навозом, и ради этого крестьяне содержат домашний скот. Таким образом, первый принцип любой сельскохозяйственной политики – обеспечение дешевого корма для скота. Невозможно получить достаточно дешевого корма без импорта. Неудивительно, что крестьяне недовольны: и как только они получат возможность высказаться, все нацистское мошенничество закончится через неделю. Пока, однако, крестьяне не смеют не то чтобы рискнуть выступить открыто, они слово сказать боятся.
