Збигнев Войцеховский - Раневская, что вы себе позволяете?!
После фильма «Мечта» Фаина Раневская сказочно, в ее понимании, разбогатела: гонорар просто потряс ее своей величиной. И она тут же пустила большую часть суммы на обновление своего гардероба. Ведь, по сути, у нее было-то всего то, что носила на себе. Она нашла прекрасную мастерицу-швею, и та пошила ей изумительный по тем временам наряд: костюм цвета бордо. А еще Раневская разыскала себе шляпу такого же цвета, сумку, туфли…
Она чувствовала себя подлинной женщиной, когда гуляла со своей подругой-актрисой, занятой в том же фильме «Последний извозчик» по дивному Крещатику. Крещатик во все времена оставался собой — даже Советская власть и большевики не смогли вымести с него подлинный дух свободы и артистизма.
Была осень, листья кленов и каштанов, разноцветные, светлые и солнечные, устилали дорожки. Воздух был прозрачен и пах терпко: листьями, свежестью, осенью. Настроение было прекрасное.
Впереди как будто что-то происходило: люди, шедшие в одном направлении с Раневской и ее подругой, вдруг останавливались, замирали, поворачивались и смотрели вслед женщине. Странной женщине, которая шла прямо посреди дорожки, идущие ей навстречу люди расступались в непонятной робости, удивлении и даже потрясении.
Через некоторое время Раневская услышала голос этой женщины. Хриплый, гортанный. Она выкрикивала… Что она выкрикивала? Что-то невнятное, но страшное — ее лицо, это было видно издалека, было искажено гримасой ужаса.
Раневская и ее подруга остановились, сошли на край дорожки. Когда женщина поравнялась с ними, она вдруг дернулась, как будто ее ударили, остановилась. Ее безумный взгляд медленно налился осознанностью, она сделала шаг и другой к застывшей Раневской.
— Красное… Красное… Все будет красным! Все будет черным! Скоро! Эти деревья будут черными… Они будут гореть… Красные огненные листья будут падать на эту траву. И чернеть, корчиться, превращаться в пепел. Спасайтесь! Скоро! Деревья будут гореть. Эти деревья будут гореть. Будут падать огненные листья…
И ушла.
— Боже мой, сумасшедшая, — с облегчением вздохнула подруга Фаины Раневской. — Испугаться можно… Такой убедительный бред…
— Это не бред, — спокойно и убежденно ответила Раневская. — Это не бред… Так, как говорила она, говорят пророки. Будет война…
Эта была осень 1940 года.
Фильм «Последний извозчик» снять не успели.
Пазл 32. «Мне не до шуток»
Инфаркт не мог пройти мимо такой женщины, как Фаина Раневская. Было бы удивительно, если бы с ее характером она смогла сохранить здоровое сердце.
Больница, неподвижный режим. А ей передают письма с пожеланиями скорее выздоравливать, не терять чувства юмора, для своего скорого выздоровления вспоминать что-то только приятное, думать об искусстве…
Это невероятно, возмущалась после прочтения ей этих писем Раневская. И продолжала возмущаться: это ей, в ее-то положении предлагают думать о возвышенном? Когда у нее утка под кроватью?
Она просила кого-либо написать за нее ответ, который тут же диктовала. Сохранилось несколько ее таких писем, Вот одно из них:
«Благодарю Вас за советы, которым я не могу, к сожалению, следовать. Моя память подсказывает мне только вид шкафа с велосипедом в объятиях качалки, которые вращаются вокруг своей оси, вызывая недоумение и даже ужас у многих граждан, видевших это зрелище, а также у меня.
Ваш совет не терять юмор сейчас для меня неприемлем. Мизансцена, в которой я должна пролежать на спине 40 дней без права вращения вокруг своей оси, не может вызвать чувство юмора у самого развеселого гражданина нашей необъятной Родины!! Врач мне сообщил со счастливой улыбкой: „Инфаркт пока что протекает нормально, но мы никогда не знаем, чем это все может кончиться“.
Как вы можете понять, я не испытываю чувства благодарности к человеку, усилиями которого я очутилась в больнице. Но это не только художник, о котором Вы упоминаете, это и его вдохновитель и организатор!! Другими словами, режиссер этого безобразия.
Перехожу к приветам и поклонам: Ие Саввиной, Адоскину, Бортникову, Диночке-парикмахерше, Юле Бромлей, Годзику… У меня нет с собой телефонной книжки — наверное, еще многим другим.
У меня от поклонов закружилась голова, которую от обилия лекарств я не узнаю, точно я ее одолжила у малознакомой идиотки».
В больнице Фаину Раневскую в это время поджидал еще один недуг — ее стала мучить бессонница. Врачи обеспокоились, принялись делать самые разные назначения. Но ничего не помогало. Дошло до того, что, начиная с семи часов вечера, ей в течение получаса давали выпивать три-четыре разные таблетки, а сон все равно не приходил, и засыпала Раневская только под утро, измученная вконец даже не столько самой бессонницей, сколько невозможностью врачей с ней справиться. Врать она не умела и не могла, и ей было страшно неудобно перед врачами, которые каждое утро спрашивали ее об одном и том же: как спалось?
Однажды лечащий врач, женщина молодая, зашла в палату к Раневской с лицом, полным надежды и уверенностью в успехе — поздно вечером она, загадочно улыбаясь, дала Раневской таблетку и сказала, что сейчас она будет спать, как ребенок: долго и спокойно.
Но Раневская, виновато улыбаясь, призналась, что опять заснула только под утро.
— Не может быть, — искренне растерялась врач. — Я по секрету Вам скажу, — тут она перешла на шепот, — я еле выпросила эту таблетку. Это же для буйнопомешанных. Их так успокаивают!
— Что же Вы мне сразу не сказали? — почти испугалась Раневская. — Я бы, быть может, уснула…
Пазл 33. Что такое художник
Это случилось в первые годы советской власти в Крыму. Зима, холод и голод. Это сочетание мы в литературе встречаем столь часто, что оно пролетает мимо нашего сознания. Простые три слова не несут для нас практически никакой информации. Но для тех, кто пережил в своей жизни хоть что-то подобное, эти три рядом стоящих слова означают ужас беспомощности, своей собственной в первую очередь. Ты, здоровый и сильный человек, имеющий, казалось бы, все для того, чтобы заработать на хлеб себе и близким, не можешь ничего, абсолютно ничего… И не к кому достучаться…
Фаина Раневская тогда работала в Симферопольском театре. В один из дней в театре она увидела очень симпатичного, интеллигентного и стеснительного человека. Она узнала его — это был известный композитор Спендиаров. Раневская разговорилась с ним. Оказалось, талантливый композитор и дирижер приехал сюда, в Симферополь, в надежде заработать хоть немного денег на еду. В Судаке, здесь, в Крыму, осталась его семья. Большая семья, главное — дети, которые… очень хотят есть. А с продовольствием так тяжело. И вот знакомые посоветовали ему: приехать сюда, в Симферополь. Здесь большой театр, есть музыканты. Он устроит концерт. Рассчитается с музыкантами, купит здесь хлеба, крупы и муки…
