Соломон Кипнис - Записки некрополиста. Прогулки по Новодевичьему
Наступал заключительный акт этой трагикомедии: беспартийный Кренкель получал от Папанина решение закрытого партсобрания и передавал его по рации на материк...
Когда обо всем этом я узнал, то первой реакцией было ощущение, что над тобой просто хорошо посмеялись, настолько происходившее казалось неправдоподобным.
Решил перепроверить. Связался с сыном Э.Т.Кренкеля, и он подтвердил, что это, увы, действительно правда.
(7-18-1)
ШЕСТЬ ИЗВЕСТНЫХ ОДНОГО НЕИЗВЕСТНОГО
Можно смело утверждать, что тот, кто впервые приходит на Новодевичье, обязательно подходит к могиле Никиты Сергеевича Хрущева (1894-1971).И тогда он оказывается перед памятником, автор которого Эрнст Неизвестный.
Об этом скульпторе, графике в среде художников еще в 60-х годах каламбурили: «всем известный Неизвестный». А вот Хрущев был противоположного мнения. Его высказывание «Неизвестный никому не известен, а его творчество тошнотворная мазня» предрешило судьбу художника.
В одном из интервью, которое у Неизвестного взяли в апреле 2000 года, накануне открытия в Москве первого памятника его работы. Мастер вспоминал: «Я когда-то выиграл конкурс на памятник Данте. Выиграл у всех: у Сальвадора Дали и Рушенберга, это был мировой конкурс. А в это время Ренато Гуттузо выставлялся в Пушкинском. Тот Гуттузо, который написал, что становится передо мной на колени и целует мне руки. Я спросил Демичева (министр культуры — прим. автора): «Я выиграл у Гуттузо, а не могу даже напечатать свою работу, почему?» На что Петр Нилыч, не смущаясь, сказал: «Он же иностранец».
Многие годы Неизвестный не имел работы. И вскоре, после постыдно известной «бульдозерной» выставки, его фактически вынудили покинуть Родину, за которую он воевал, был контужен, тяжело ранен...
Так почему же Неизвестный, когда к нему с просьбой сделать надгробие Хрущеву обратился сын последнего Сергей, после всего того, что произошло, все-таки согласился?
Ответ дал сам скульптор: «Я его (Сергея) очень уважаю и люблю, также как Нину Петровну (жена Никиты Сергеевича — прим. автора) и всю семью Хрущева». «Он все-таки извинился передо мной... Я сделал честный памятник».
За 12 многотрудных лет правления страной у Хрущева на счету много хорошего. Разоблачением культа личности Сталина, потребовавшим от Хрущева изрядного мужества, он заслужил благодарную память миллионов людей. Совершил Хрущев и немало ошибок.
Сочетанием кусков белого мрамора и черного гранита скульптор попытался выразить противоречивость, неоднозначность в оценке Хрущева как исторической личности.
(7-20-9)
...Теперь Неизвестный живет и работает в США, он профессор Колумбийского университета. Рассказывая о своей жизни, говорит, что «Россию любил и любит», «Россия обречена быть великой» — считает Мастер.
Крупнейший американский искусствовед Джон Рассел написал: «Факел монументализма за четыреста лет цивилизации из рук Микеланджело передан в руки Эрнста». Список сделанного Неизвестным впечатляет: около 900 скульптур и более 5 тысяч граверных досок.
В числе его мемориальных произведений памятники на Новодевичьем — «шести известным». О надгробии Хрущеву рассказано выше.
О других памятниках новеллы: «Любви отданное сердце» (поэт В.АЛуговской), «Точка смерти языком скульптуры» (скрипач Ю.Г.Ситковецкий), «Битва в пути» (писательница Галина Николаева), «Мальчик! Здравствуй» (поэт М.А.Светлов), «На поруках — даже после смерти!» (физик Л.Д.Ландау).
ВАШЕ ЖЕЛАНИЕ - ИМ НЕ УКАЗ
Жена учительствовала, и в дни, когда рано уходила из дому, отводить в детский сад младшую, четырехлетнюю доченьку Софочку должен был я. К каким ухищрениям приходилось порой прибегать, чтобы с минимальной жестокостью преодолеть нежелание еще не продравшего глазки ребенка отправляться в чужой дом, к чужой тете, знал не понаслышке.
... И в один из таких походов я решил применить заранее продуманный прием, надеясь, что удастся заморочить девочку и спокойно преодолеть десяти минутную дорогу до детсада.
— Ты знаешь, доченька, — спросил я, когда мы спускались по лестнице, — что садик твой на Трубной площади?
Желая захватить ее внимание, я начал, не ожидая ответа, декламировать с максимально доступной мне артистичностью:
/И в кафе на Трубной/ /золотые трубы, — / /только мы входили, -/ /обращались к нам:/ / «Здравствуйте, пожалуйста,/ /заходите, Люба!/ /Оставайтесь с нами,/ /Любка Фейгельман!»/...
Что думали оборачивающиеся прохожие, нетрудно догадаться. Но зато эффект от стихов превзошел все мои ожидания. Ошарашенная дочка смотрела на меня, ничего не понимая, и после некоторой паузы сказала:
— А у нас в садике тоже есть Люба! Потом подумала и спросила:
— Папа, а золотые трубы, это что?
На мои ответы следовали ее новые вопросы, и мы оба не заметили, как оказались в детском саду.
После этого каждый раз, когда мы отправлялись в поход, дочка просила:
— Пожалуйста, почитай еще про золотые трубы!...
Много лет спустя, в первое же наше совместное посещение Новодевичьего, я подвел мою взрослую дочь к могиле, где покоится Смеляков Ярослав Васильевич (1913-1972), и спросил:
— Помнишь!?
И тут же в ответ услышал:
— Золотые трубы? Еще бы!
Посмотрела она на надгробие — огромную из белого металла звезду с неравными лучами — лукаво улыбнулась и сказала:
— А я ведь стихи Смелякова полюбила, правда, лет через двадцать. Хочешь докажу?
И прочла:
Если я заболею,
к врачам обращаться не стану.
Обращаюсь к друзьям
(не сочтите, что это в бреду):
постелите мне степь,
занавесьте мне окна туманом,
в изголовье поставьте
упавшую с неба звезду.
Да, звезду в изголовье «поставили». Но ведь не здесь ее место. А там, где поэт хотел оказаться после смерти. И это место назвал, причем письменно, в стихотворении «Попытка завещания»:
Когда умру, мои останки,
с печалью сдержанной, без слез,
похорони на полустанке
под сенью слабою берез.
