Ричард Колье - Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини
Он говорил то, в чем был убежден, хотя речь и шла о жизни людей.
— У него не осталось здравого смысла при рассмотрении того или иного вопроса, — вспоминал Приколо. — Он выслушивал любые предложения, заранее имея по ним собственное мнение.
Но никто ему, однако, не посоветовал предложить Гитлеру четыре итальянские дивизии — три пехотные и одну кавалерийскую — для участия в боях в России, да еще девять самолетов, не оснащенных системами антифриза.
В летней форме одежды и обуви, в которых они участвовали во французской кампании, эти войска были обречены при морозах минус 36 градусов по Цельсию [5].
Самомнение Муссолини было сильно задето тем, что солдаты Роммеля быстро восстановили положение в Ливии, а преемник Бадолио, генерал Уго Каваллеро был слишком слабым, чтобы хоть в чем-то возражать тому.
Доказывая свое единение с вермахтом Муссолини провел смотр своего «русского экспедиционного корпуса» в Вероне, на котором кроме него присутствовал только генерал Энно фон Ринтелен, немецкий военный атташе в Риме. Когда дуче отдавал войскам салют, объезжая их на автомобиле, немец на заднем сиденье испытывал жалость к проходившим маршем людям в потрепанной форме, которые громыхали стоптанными сапогами по булыжникам под барабанный бой.
Но вот последнее подразделение под звуки фанфар направилось к эшелону, стоявшему на железнодорожной станции. Дуче повернулся к фон Ринтелену с затуманенными слезами глазами и напыщенно произнес:
— Это — самые лучшие в мире войска.
Через десять месяцев, когда судьба Третьего рейха была решена в снегах под Сталинградом, Муссолини направил Гитлеру еще шесть дивизий.
Эдда, отправившаяся по линии Красного Креста в Россию, написала ему чистосердечно: «Наши дела здесь очень плохи, дорогой Бенито».
Отец же ответил ей следующими словами: «Если бы у Микеланджело было сливочное масло на столе, он вряд ли оказался способен на свои великие свершения».
Как и в прошлом, Муссолини чувствовал себя комфортно только в обществе Кларетты, никогда его не критиковавшей. За исключением очень короткой поездки в Будапешт для оформления развода с мужем в феврале 1942 года, она всегда была, как говорится, у него под рукой. Война положила конец их лыжным вылазкам и поездкам верхом на лошадях, так что ее жизнь в еще большей степени была связана с четырьмя стенами в апартаментах дворца Венеция. По ночам она спала у телефона, ожидая его звонка.
— У меня большие новости, — сказал он ей загадочно вечером 27 июня 1942 года. Видя, что его слова произвели соответствующее впечатление, добавил драматично: — Я еду в Африку.
Кларетта была напугана. Умоляя его подумать об опасности, она сказала, что его жизнь священна. В ответ Муссолини подчеркнул особую важность этой поездки — ему надо было «гальванизировать войска», а также лично поприсутствовать на победной церемонии, когда африканский корпус Роммеля, стоящий сейчас под Эль-Аламейном, в ста тридцати километрах от Нила, вступит в Каир и Алексадрию. В Дерне, на ливийском побережье, его ожидает белый конь, на котором он в белоснежной форме маршала империи въедет в Александрию. Знаменитый «исламский меч», подаренный ему когда-то Бальбо, тогдашним правителем Ливии, находился в его багаже. Назначенный им правитель Египта будет следовать со свитой.
— В вас заключено духовное начало всех великих дел, — похвалила его Кларетта. — Но вы не должны забывать, как я буду за вас волноваться.
Муссолини заверил ее, что возвратится через десять дней, если все пойдет хорошо.
Однако прошло три недели, прежде чем Кларетта услышала его голос — голос больного, разочарованного во всем человека, видевшего, что все, к чему он ни прикасался, превращается в прах и мусор. «Исламский меч» так и остался в ножнах, белый конь победы не был даже выведен из конюшни. В качестве главнокомандующего вооруженными силами Муссолини произвел инспекцию войск и лагеря для военнопленных в Бардии, отстоявшей от линии фронта на тысячу километров. Оказавшись без подкреплений вследствие осложнения положения на русском фронте, Роммель не смог продвинуться дальше, а разозлившись на Муссолини за его нетерпеливые указания, отказался даже терять время на его сопровождение в Бардию [6].
Из-за расстройства желудка вследствие неудачной поездки в Африку Муссолини потерял более двадцати килограммов веса. Часто, лежа в постели под присмотром личного врача, доктора Арнальдо Поцци, верховный главнокомандующий и маршал империи читал сводки о новых военных неудачах: генерал-лейтенант Бернар Монтгомери нанес поражение немецко-итальянским войскам под Эль-Аламейном, англо-американцы высадились в Марокко и Алжире.
— Кто же он, в конце концов? — иронически произнес оставшийся неизвестным политик. — Просто неудавшийся журналист с язвой желудка.
Рашель с беспокойством видела, как он иногда катался по полу, ударяя кулаком в живот, Диагноз своей болезни он поставил сам:
— Я страдаю от нападений на конвои кораблей.
И действительно, к январю 1943 года потери в Средиземноморье выросли до одной трети личного состава и транспортов.
Он давно утратил склонность к юмору, присущему ему когда-то. В первые годы своего прихода к власти он дважды в неделю посылал за маникюршей в салон «Аттилио». Хорошенькая маникюрша всегда рассказывала ему последние антифашистские анекдоты и истории, выслушав которые он часто смеялся. Вскоре после посылки войск в Россию он поинтересовался у нее новыми анекдотами антирежимного характера. Слышал ли он о миланских антифашистах, приехавших в Рим, чтобы совершить террористический акт против него, спросила она невинно. Когда он отрицательно покачал головой, она продолжила рассказ. Оказывается, они дошли только до площади Венеция и. там отказались от задуманного, решив встать в хвост очереди в продовольственный магазин.
Дуче рассерженно отдернул руки и выгнал ее. Больше во дворце она не появлялась.
Муссолини понимал с гордостью и в то же время с горечью, что кухонные анекдоты отражают мышление и настроения людей. Переломным моментом послужило 11 декабря 1941 года, когда дуче вслед за Гитлером объявил войну Соединенным Штатам сразу же после нападения японцев на Перл-Харбор. Обратившись к апатично слушавшей его толпе, он произнес речь, длившуюся на этот раз всего пять минут. Он стал столь часто выступать с балкона дворца Венеция, что получил прозвище Джульетта. Когда он появлялся на экранах кинотеатров на коне, провожая колонны марширующих солдат, зрители вставали молча. А после событий под Эль-Аламейном люди бросились в банки снимать деньги, так что «Банк д'Италйа» был вынужден срочно напечатать сорок миллиардов лир для обеспечения выплат сбережений.
