Максим Северин - Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта
— Под огонь душманов попадали?
— Под прямой обстрел я, к счастью, ни разу не попадал. Однажды ночью я дежурил в «секрете», представлявшем собой слегка замаскированную яму. Я вышел к «секрету», а со мной в паре должен был идти один «дедушка», но он не пошел. Мне пришлось отправиться на пост одному, и, прихватив с собой воды, я направился к «секрету». Неподалеку от «секрета», в камышах, у нас лежали набранные в ближайшем кишлаке гранаты (я имею в виду не Ф-1, а очень вкусные местные фрукты), их был там целый мешок. И вот я решил сходить за гранатами в камыши, но что-то остановило меня, и я остался на позиции. Вдруг я услышал в кустах непонятный шорох, вообще, там было много шакалов и других животных, которые часто задевали колючую проволоку с висевшими на них для большего шума консервными банками, они же задевали и обильно расставленные по округе сигнальные ракеты. Но, расслышав шаги, я понял, что по камышам идет человек… Кто-то, может быть, и сказал, что он в подобной ситуации поступил бы строго по уставу и сперва крикнул «Стой, кто идет!», но я честно скажу, что сразу передернул затвор автомата и лупанул очередью по кустам на звук шагов. После моих выстрелов в кустах кто-то надрывно заорал. Ребята среагировали быстро и, повесив несколько осветительных ракет, прибежали мне на помощь. Им удалось поймать в кустах одного переодетого в униформу афганской армии душмана. Оказалось, что ночью мимо нас хотела проскочить небольшая группа бандитов. И пойди я тогда за фруктами, все могло бы закончиться печально, а так мне за бдительность перед строем была объявлена благодарность командования и обещан отпуск домой… и все — никакой награды мне не дали, отпуск, кстати, тоже, может, кому-то что-то и дали, а мне — нет.
Был и еще один похожий случай, закончившийся, правда, без стрельбы. Я поехал к ручью, чтобы помыть изрядно запылившуюся машину, прихватив автомат, оставил его в кабине. Я занимался машиной и краем глаза увидел, что ко мне идут двое афганцев непонятной внешности. Еще издали они жестом спросили закурить, я ответил, что нет, но они продолжали приближаться. От беды подальше я запрыгнул в машину и уехал прочь. Что у местных на уме, догадаться было невозможно, можно было и не успеть дотянуться до автомата.
— С афганской армией взаимодействовали?
— В целом отношения с «зелеными» были нормальными, но мы их не любили. Местная милиция Цурандой была еще более или менее дисциплинированной, а эти — сегодня нашим, а завтра — вашим. Афганская армия если и выходила на операции, то их солдаты или шли за нашими спинами, или вовсе перебегали к душманам. Их можно было понять, и если мы воевали за идею и чтобы вернуться домой, то у этих вчерашних крестьян была единственная идея — пожрать, они все там ходили полуголодные и больные. Мне запомнился дед, везде ходивший с внуком, у которого все ноги были в огромных прыщах и нарывах, все лечение которых ограничилось заклеиванием ранок американским лейкопластырем.
— Бывали случаи неосторожного обращения с оружием?
— Был случай двойного заряжания миномета, когда заряжающий допустил ошибку и в спешке забил в ствол миномета сразу две мины, которые и сдетонировали, тогда, по-моему, погиб всего один человек. Больше подобных потерь я не помню, боевые потери на батарее также были очень небольшими.
Поначалу мы всего боялись, повсюду ходили с оружием, не делая ни шага в сторону. А потом со временем наступила какая-то апатия: можно было, особенно не задумываясь, кинув на плечо автомат, в одиночку отправиться к «секрету», если напарник где-то задерживался, и просидеть там всю ночь одному, если тот не появлялся вовсе. Казалось, что если сегодня ничего не случилось, то и завтра тоже не должно ничего такого произойти.
Прослужить в Афганистане до дембеля мне не довелось — я заболел тифом, попал в госпиталь в Самарканд, а когда поправился, получил 60 суток отпуска домой, потом меня отправили служить в Термез, на границу с Афганистаном.
— Какое у вас сегодня отношение к той войне?
— Лучше бы, конечно, ее не было, но я не жалею о том, что там побывал. Там я узнал, что такое настоящая дружба, когда люди стоят друг за друга, и это пригодилось мне в мирной жизни. Довелось повидать и немало жестокости, и после этого я научился сдерживать себя. Война мне уже давно не снится, первые год или два снилась, а теперь нет. Время стирает из памяти многие фамилии, имена.
Когда смотрю по телевизору что-то про Афганистан, приходят воспоминания. Недавно был фильм, где показали постройки с арками, напоминающие сооружения Кандагарского аэродрома. Конечно, это был не тот аэродром, но я все равно показал семье, где примерно жил, ведь мы стояли практически на аэродроме, и самолеты взлетали и садились совсем рядом. Но все равно меня не трогает за душу, я воспринимаю все это буднично: посмотрел и забыл, и жизнь сегодня тяжелая стала, да и сами мы стали черствее ко всему.
Малеев Сергей Петрович
В 1985 году в городе Брянске меня призвали в Советскую армию. В мае я попал в учебку воздушно-десантных войск в Гайджунае Литовской ССР, неподалеку от Каунаса. Сперва я попал в разведроту, но вскоре меня перевели, и следующие полгода нас учили на командиров БМП-2. По окончании учебки, в октябре 1985-го, мы заполнили анкеты, в конце которых стояла графа с фразой «Желаете ли исполнять интернациональный долг?», возле нее все написали «Да» и полетели в город Кабул.
Меня распределили в 103-ю воздушно-десантную дивизию, 317-й парашютно-десантный полк, 1-й батальон, 3-ю роту, 2-й взвод, на стоявшую в 30 километрах от Кабула взводную заставу. Застава стояла неподалеку от дороги Кабул — Гардез. Нашей задачей было противодействовать обстрелам Кабула реактивными снарядами. Заставы были разбросаны по горам по периметру вокруг Кабула, но сильнее прикрывалось пакистанское направление. Изредка заставы выходили на засады, обычно это случалось, когда начиналась «большая война» — операция, проводившаяся полком, дивизией или всей армией. Тогда, в предчувствии большого боя, нас снимали, чтобы было побольше народа. Основное время мы постоянно находились на заставе.
— Каким было ваше вооружение заставы и какова была ее численность?
— Всего нас было 27–28 человек во взводе. Сперва я был командиром отделения, а через полгода сменил ушедшего на дембель парня на должности помощника командира взвода в звании старшего сержанта. У нас на заставе стояли: 82-мм батальонный миномет, две БМП-2, крупнокалиберный пулемет НСВ-12,7 «Утес», и все. Вначале, правда, у нас стояли и две 120-мм самоходки «Нона», был и корректировщик, но потом, когда дислокация главных сил душар передвинулась от Кабула, их перевели в Кабул. Оружие применяли по необходимости: все зависело от обстрелов.
