Николай Коняев - Власов. Два лица генерала
Мы приводим эти подробности по изложению протоиерея Александра Киселева, потому что они являются пересказом слухов, циркулировавших [171] в окружении генерала Власова и создававших генералу ореол мученика и героя.
Как известно, в Риге Власов выступал в редакции русской газеты «За Родину», посещал староверческую молельню, наносил визит митрополиту Сергию и затем отправился в Псков. Куда тут поместить «сидевший в партере штаб немецкого командования», непонятно…
Но в театре Андрей Андреевич выступал…
Только не в Риге, а в Пскове, куда он прибыл 1 мая.
Здесь, как показывал Власов на следствии в Лефортовской тюрьме, он осмотрел батальон добровольческих войск и был на приеме у командующего германскими войсками, действовавшими под Ленинградом. Генерал-фельдмаршал Буш просил его рассказать на собрании германских офицеров о целях и задачах «Русского комитета»…»Выступая на собрании, я заявил, что «Русский комитет» ведет активную борьбу против советской власти и что немцы без помощи русских уничтожить большевизм не смогут. Мое выступление явно не понравилось генерал-фельдмаршалу Бушу».
Уже после этого выступления, «поднимая в народе уверенность в собственных русских силах», и двинулся Власов по маршруту: Луга – Волосово – Сиверская – Толмачево – Красногвардейск – Дедовичи.
Тем не менее «переполох в немецких кругах» гастроль генерала Власова действительно вызвала; хотя основанием для него послужили не столько успехи генерала на пропагандистском поприще, сколько невероятная самоуверенность. На свою беду, по дороге в Гатчину Власов успел «разработать план захвата силами добровольцев Ораниенбаумского плацдарма».
Воодушевленный этими стратегическими открытиями, Андрей Андреевич несколько утратил чувство реальности и в своей речи на обеде, данном в его честь, вначале поблагодарил немцев за прием, а потом выразил надежду (выпив, он, похоже, не только Ораниенбаум и Кронштадт занял силами добровольцев, но и Ленинград), что скоро будет приветствовать немцев как своих гостей в городе на Неве.
Тут Власов немного переборщил.
На обеде присутствовали немецкие офицеры и генералы, которые уже полтора года топтались под Ленинградом и не могли взять город. Могло ли им понравиться пьяное застольное бахвальство пленного русского генерала?
Но Власов не замечал хмурости на лицах своих хозяев.
– Кончится война,-увлеченно басил он, – мы освободимся от большевизма, и тогда в нашем Ленинграде, которому мы вернем его настоящее имя, мы будем принимать немцев, как дорогих гостей!
Считается, что именно выступление в Гатчине и переполнило чашу [172] терпения нацистов… Фельдмаршал Кейтель отдал тогда приказ о запрещении политической деятельности генерала Власова…
«Ввиду неправомочных, наглых высказываний военнопленного русского генерала Власова во время его поездки в группу армий „Север“, осуществленную без того, чтобы фюреру и мне было известно об этом, приказываю немедленно перевести русского генерала Власова под особым конвоем обратно в лагерь военнопленных, где и содержать безвыходно.
Фюрер не желает слышать имени Власова ни при каких обстоятельствах, разве что в связи с операциями чисто пропагандистского характера, при проведении которых может потребоваться имя Власова, но не его личность. В случае нового личного появления Власова предпринять шаги по передаче его тайной полиции и обезвредить».
Глава четвертая
Возможно, что именно сопротивление высокопоставленных нацистских вождей планам, обозначенным именем Власова, и обусловило появление мифа о третьем – «против Сталина и Гитлера» – пути, которым якобы шел генерал Власов.
Долгое время этот миф существовал в ностальгии воспоминаний непосредственных сподвижников генерала…
«С появлением Власова в нашем заключении для нас, общающихся с ним, стало как-то сразу все на свои места. И не только у нас, в нашей маленькой лаборатории, но и – мы это чувствовали – во всем большом антикоммунистическом русском мире. Было ясно, что если будет когда-то так называемая русская акция, в форме ли создания национального русского правительства или какого-то другого начинания, во главе его стоять будет только он…»
«Чувство необходимости совместного труда ради спасения России было сильнее личных амбиций. У ген. Власова было много поступков, которыми восхищались абсолютно все и за которые были ему бесконечно благодарны.
Они диктовались свойственной ген. Власову исключительной независимостью, совершенно невероятной для условий войны и оккупацию.
Они говорят не только о мужественной независимости пленного генерала. Они говорят и о большем. О том, что у Власова и Гитлера были разные цели. Они не могли бы идти вместе, даже если бы один из них этого захотел. Однако у них был общий враг.
Все это, взятое вместе, делало для ген. Власова вопрос о переходе на сторону врага вопросом нелепым, просто несуществующим. С ним происходило другое: попав в немецкий плен, ген, Власов вскоре убедился, что он попал к своим, волею судеб находящимся в стане врага. Был только [173] один вопрос: как нам, русским, действовать, находясь между коммунистическим молотом и национал-социалистической наковальней».
«Власов и миллион его последователей никогда не принимали нацистскую доктрину и никогда не обещали служить интересам Гитлера после войны».
И господина А. Казанцева, автора книги «Третья сила», и прибалтийских немцев: С. Фрёлиха, и В. Штрик-Штрикфельдта, и протоиерея Александра Киселева, создававших этот миф о Власове, по-человечески понять легко…
В послевоенном мире с его антифашистской риторикой трудно было жить, сознавая, что ты являешься непосредственным пособником нацистов. Под таким психологическим давлением человек способен вспомнить о себе даже то, чего не было, лишь бы выскользнуть из касты отверженных и проклятых.
Другое дело – мифотворцы наших дней…
Мифу о Власове, задумавшем едва ли не с колыбели изменить России, созданному агитпропом; мифу о Власове, нашедшем третий (против Сталина и Гитлера) путь, созданному сподвижниками генерала, новые мифотворцы решили противопоставить миф о Власове – агенте Сталина.
Весьма наглядно проявилось это мифотворчество в работе Виктора Филатова, бывшего главного редактора «Военно-исторического журнала»…
«О том, что генерал Власов предатель № 1, написано много и подробно, – повествует он. – О том, как генерал Власов стал предателем, написано столь же много. У нас в стране генерал Власов, бесспорно, предатель № 1, на Западе генерал Власов, бесспорно, борец № 1 со Сталиным. И те и другие свою точку зрения обосновывают почти на одних и тех же событиях и документах. Вообще странный какой-то этот Власов, если повнимательнее и поспокойнее приглядеться к нему. Вот он – борец № 1 со Сталиным. „Власов тщеславен, самолюбив и высокомерен, – пишет один из авторов. – Всем своим поведением у немцев и внешним видом стремился показать себя незаурядным государственным деятелем и военачальником, прямо скажем, копировал позу Керенского. В то время как мы, власовцы, включая и его приближенных, носили военную форму РОА, очень схожую с формой военнослужащих германской армии, Власов носил свою собственную форму, отличную как от немецкой, так и от РОА, – френч военного образца с большими накладными карманами и шинелью без погон, но брюки с лампасами. Излюбленная поза при разговорах с людьми – большой палец правой руки засунут под борт френча или шинели на груди, а ладонь поверх борта. Ну прямо что ни деталь, то какой-то таинственный смысл и символ. А между [174] тем, кто помнит, кто видел в кинохронике Сталина, тот без труда увидит, что именно Сталин носил „френч военного образца с большими накладными карманами“, что именно Сталин носил „шинель без погон“, что именно Сталин носил „брюки с лампасами“ при шинели без погон, что именно у Сталина «большой палец правой руки засунут под борт френча или шинели“…
