Юлия Барановская - Все к лучшему
– Мы проиграем процесс, – сказала она мне.
– Как это? Ты чего? Вчера же еще ты мне говорила, что все хорошо.
– Нам поменяли судью.
Оказалось, что тот человек, которого нам назначили, выбирал себе специально процессы с арестом счетов. В Англии прецедентное право, и он хотел создать те самые прецеденты в семейных делах, на основе которых можно вести дела в будущем, не блокируя счета. Но для того, чтобы узнать, что такое дело существует, нужно было ему об этом донести, что, скорее всего, адвокаты Андрея и сделали.
В общем, после долгого заседания судья постановил разблокировать часть счетов Андрея, еще часть оставил арестованными, с них нам автоматически перечислялось пособие на жизнь на время суда, и некоторая сумма была заблокирована на дом. Андрей должен был купить детям жилье, в котором они будут жить до совершеннолетия. Кроме того, судья вынес решение, что дети будут жить со мной, но на них Андрей даже не претендовал.
Поскольку решение, сколько нам с детьми нужно на жизнь, зависело от меня, то я запросила и получила такую сумму, что создала еще один прецедент. То есть теперь, если кто-то будет судиться, на процессе будет озвучено: «По делу Аршавиной-Барановской в таком-то году было назначено такое содержание, мы требуем столько-то».
Что было странно: англичане очень традиционные люди, у них сожительство не приравнивается к браку, по закону мы с Андреем были только партнерами. При этом на всех заседаниях нас называли мужем и женой. Когда мы вышли со слушанья впервые, я спросила у своего адвоката: «Мне же это не послышалось?» Наверно, это тоже можно считать прецедентом.
Новая встреча и новый обман
После начала суда Андрей очень быстро согласился перейти в «Зенит». Мы с ним все время, пока шел суд не разговаривали. Только наши адвокаты. Это было странно. С одной стороны, я была свободна, с другой – такое было впервые за десять лет моей жизни, и конечно, внутри меня образовалась пустота. Вы не представляете, что я тогда чувствовала. Никогда не подавайте в суд на людей, которых вы любите, никогда. Я каждый день сжирала себя от ненависти к тому, что я совершила, для меня это было преступление – я подала в суд на человека, который столько лет был моим мужем… К моменту нашей встречи я доела себя до такой степени, что мне было уже неважно, как он вел себя последний год, все забылось. Я занималась самоистязанием от чувства вины.
В августе Андрей приехал повидать детей, и я подумала, что нам все-таки стоит сесть за стол переговоров, иначе адвокаты нас втянут в бесконечную разборку. Я все еще заботилась о нем. Будь по-другому, я бы просто жила в Лондоне за счет выплачиваемых мне судом средств. Ведь и школу, и дом, по решению судьи, оплачивал Андрей. Все козыри были у меня на руках. Это его счета были арестованы, это ему приходилось раз за разом платить адвокатов. И все же я сделала первый шаг. Опять.
Я приехала к нему в отель, вызвала его на ресепшн с просьбой поговорить спокойно и без посторонних людей, потому что шутки закончились и надо как-то все решить. «Номер 318. Поднимайся», – ответил он.
Конечно, я поднялась в номер – я все еще любила его и очень соскучилась. Мы не спали вообще. Мы не могли расстаться. Мы не могли наговориться. Мы не могли остановиться. Это был бесконечный диалог. Бесконечный, непрекращающийся диалог рук, губ, тела… Он говорил, как ему плохо. Говорил, что живет не своей жизнью. Говорил, что живет не так, как он привык, не так, как ему нравится, что ему приходится делать огромное количество вещей, которые он не хочет, и как его все раздражает.
В какой-то момент я увидела в его чемодане детские кроссовки. Мальчуковые. Я знала, что у его женщины ребенок старше на год, чем Артем.
– Что это?
– Ну, ты же понимаешь, кому эти кроссовки?
– Я понимаю, что это то, чего я не хочу понимать.
Мне стало плохо. Он стал плакать:
– Отдай эти кроссовки Артему, Юль.
– Поздно уже. Ты их вез не Артему.
Мы вышли утром из отеля.
– Куда ты поедешь? – спросила я.
– Я пойду оплачивать твоих адвокатов, – ответил он.
Мы разошлись в разные стороны.
Вечером он забрал детей, и мы все вместе снова вернулись в отель, и так прожили два дня до его отъезда. Мы спали в одной кровати вместе с детьми. Если хотели побыть вдвоем, то уходили в ванную, как раньше. И естественно, мы договорились о мировом соглашении, которое больше было выгодно ему, чем мне. Там было все, что он хотел видеть. Мои подруги и сегодня считают, что он пошел на это видимое примирение и играл со мной в любовь намеренно. Я же не могу, не хочу в это верить, иначе я растопчу себя как женщину. Вот только трудно не признать, что у него был трезвый ум в тот момент, в отличие от меня. Я же соглашалась на все, что угодно, даже вернуться в Питер, чтобы окончательно расставить точки над и, разрешить все проблемы, да еще и остаться в хороших отношениях.
Андрей улетел. Я точно знаю, что в тот момент он жил один, потому что мы каждый день говорили по скайпу по три-четыре часа. Мы снова и снова обсуждали мировое соглашение и будущее. Он будто приглашал меня на какой-то садисткий танец. Продавливал один пункт и смотрел, пошлю я его или нет. Второй. Третий. И снова смотрел. Я каждый раз шла на уступки. Мой адвокат сто раз повторила: «Что ты творишь? Что ты творишь?» Но меня было уже не остановить, видимо, мне надо было пройти еще этапы унижений, чтобы окончательно стать свободной. Пережить одно-то расставание сложно, он же уходил снова и снова. И каждый раз через ад.
При этом его счета в Лондоне были все еще арестованы. Так что по большому счету все зависело от меня. Подписываю мировое соглашение – у него все хорошо. Нет суд продолжается и закончится для него куда как большими тратами.
В тот момент у нас с детьми заканчивались визы. Их можно было продлить в Лондоне, но легче и быстрее было это сделать в России. Андрей сам предложил нам вернуться в Питер. Сказал, что подключит к этому вопросу «Зенит» и пойдет с нами в посольство. С его разрешением на выезд и ходатайством мы бы получили все документы на руки дней за пять.
Господи, как же можно было еще доверять ему? Ведь в Лондоне я была в безопасности, а когда прилетела с детьми в Питер, то попала на его территорию, где мы зависели от настроения Андрея. Мы приехали летом, с минимумом вещей, всего на неделю, и застряли на полтора месяца. Сразу после того, как мы подписали мировое соглашение, Андрей отказался идти в посольство, а без этого наши документы рассматривали невероятно долго. Мои лондонские друзья были в шоке. Они до сих пор не могут простить себе, что были на отдыхе, а я осталась без их помощи и снова попала под его влияние.
