Джеффри Робинсон - Принцесса Монако
В принципе он ничего не имел против Эрнста — на фоне других избранников Стефании ганноверский принц казался чуть ли не святым.
Однако, по словам старого знакомого, Ренье был «не в восторге» от этой истории и боялся, что ради новых сенсаций пресса теперь будет нарочно провоцировать его вспыльчивого зятя на новые выходки.
— Он терпеть не может скандалов, — сказал старый друг Ренье. — За долгую жизнь у него их было более чем достаточно. Он страшно устал оттого, что его семья как магнит притягивает к себе эти грязные истории.
По сравнению с другими Гримальди Ренье был, пожалуй, самым недоступным для прессы, и его снимки реже мелькали на страницах газет. Тем не менее лицо его было узнаваемым и хорошо известным, и за переделами Монако к нему не раз подходили на улице и спрашивали: «Я, случайно, вас не знаю?»
Если это была хорошенькая женщина, Ренье мог согласиться, что, возможно, да, она его знает. Но чаще всего он старался держаться в стороне от толпы, а любое любопытство к своей персоне пресекал, заявляя, что никакой он не князь Ренье.
— Странно, — обычно говорил он в таких случаях. — Меня часто принимают за него. За сегодняшний день вы уже третий, кто задал мне этот вопрос.
Говорящему ничего не оставалось, как еще раз пристально посмотреть на него и пробормотать: «Да, пожалуй, вы правы. Видимо, я ошибся. Но вы и вправду на него похожи».
После этих слов князя, как правило, оставляли в покое. Но прохожие и папарацци — две большие разницы.
— Даже когда живешь с этим всю свою жизнь, — говорил Ренье, — привыкнуть к давлению прессы невозможно. Чувствуешь себя рыбкой в аквариуме. Не стану отрицать, у нас были проблемы с прессой, но вы должны понять, что, как только появляется сообщение, менять что-то уже поздно. Что бы вы потом ни делали, напечатанная черным по белому новость преследует вас. Люди склонны верить тому, что прочли. Особенно сразу. Опровержения, как правило, уже ничего не меняют, потому что уже поздно что-то менять.
Что касается самого Ренье, то после смерти Грейс стоило ему появиться где-то вместе с женщиной, как в прессе сразу сообщалось об их «романтических отношениях», как, например, в случае его дружбы с Ирой фон Фюрстенберг.
Княжеский титул она получила благодаря первому из трех своих громких браков, когда в 1955 году пятнадцатилетней девушкой вышла замуж за австрийского аристократа.
— Ее отец дружил с моим дедом, — пояснял Ренье, — поэтому в детстве она часто бывала в Монако. Мы давно друг друга знаем. Она общительна и остроумна, и мне нравится бывать в ее обществе, вот, собственно, и все. Ни о каком браке даже речи не было. Хотя я подозреваю, что стоит мне сказать женщине «Привет!», как пресса тотчас начинает выдумывать романы, потому что это куда интереснее, чем голая правда.
Эта история началась довольно-таки невинно. В 1985 году Ира фон Фюрстенберг приехала в Монако по делам — для участия в выставке-биеннале. Они с Ренье были хорошими знакомыми и дальними родственниками. Кроме того, он учился в одной школе с ее первым мужем. Придя на выставку, Ренье зашел к ней в павильон, где она выставляла какие-то древности, чтобы поздороваться и спросить, как дела. Их сфотографировали.
Через несколько дней для участия в ежегодном благотворительном бале Красного Креста в Монако прибыл Джанни Аньелли. Он устроил прием на борту своей яхты и, конечно, пригласил Ренье. Ира фон Фюрстенберг приходилась ему племянницей, так что он позвал и ее.
Ренье и Ира, не сговариваясь, прибыли на прием в одно и то же время. В тот вечер на балу она сидела рядом с Ренье.
Вскоре у репортеров были их совместные фото, сделанные в разных уголках Монако, что тотчас привело их к выводу, что дело идет к помолвке, о которой будет объявлено в ближайшие дни. Вот, например, что писала в те дни одна скандальная газетенка: «Второй брак его двадцативосьмилетней дочери Каролины с бывшим итальянским плейбоем Стефано Казираги висит на ниточке. Его вторая дочь, двадцатилетняя Стефания, вечно попадает в разные истории. Ренье надеется, что сильная духом Ира, близкий друг семьи Гримальди на протяжении многих лет, поможет ему справиться с семейными неурядицами».
Это были выдумки чистой воды, и оба — Ренье и Ира — в один голос твердили, что между ними ничего нет. Однако ее сын не верил, что в прессе появляются слухи, и объявил, что его мать выйдет замуж за князя Ренье. Эта история не сходила с первых страниц газет в течение года.
Фото, на котором Ренье и Ира Фюрстенберг вместе поднимаются на борт яхты Джанни Аньелли, обошло газеты и журналы всего мира, причем подпись под картинкой гласила: «Ренье со своей невестой отдыхает на Карибских островах». Или: «Ренье с будущей княгиней Монакской в Полинезии». И даже: «Князь и княгиня Монакские во время медового месяца».
Эта история действительно закончилась замужеством Иры фон Фюрстенберг, правда, вышла она за другого.
— Что тут скажешь, — устало вздохнул Ренье. — Надо же репортерам на что-то жить.
31
Ренье разговорился
Ренье провел целый день за письменным столом в кабинете.
Расположенный в башне дворца, его рабочий кабинет представляет собой просторную комнату, набитую всякой всячиной, скопившейся здесь за полвека. Справа от двери стоит стол, заваленный папками и уставленный фотографиями детей и внуков в серебряных рамках. У стола — большой старомодный сейф, где, по всей видимости, хранятся семейные реликвии.
Рабочий стол стоит в дальнем углу лицом к двери. Рядом — диван, кресло и кофейный столик. Столы по соседству с рабочим столом также уставлены фотографиями.
Конечно, среди них — фотоснимок Грейс.
В углу кабинета есть небольшой персональный лифт, похожий на треугольную клетку, который при необходимости может доставить его этажом выше, в другой кабинет, который используется главным образом как конференц-зал. Над ним расположен личный кабинет Альбера.
Он такого же размера, как и основной кабинет, правда, обставлен иначе. С одной стороны стоит обтянутый зеленым сукном стол, у противоположной стены — небольшой рабочий стол. Оба стола также уставлены семейными фотографиями. Кроме того, здесь есть несколько застекленных шкафов с разными сувенирами, в том числе коллекция серебряных рыб и ракообразных.
На восточное окно наведен огромный бронзовый телескоп, а для коллекции автомобилей ее владелец создал специальный музей. Стены украшают живописные полотна, в том числе знаменитый «Шторм», где изображена лодка посреди бурного моря. Серое небо на этом полотне удачно сочетается со строгими серыми стенами кабинета.
Мы возвращаемся в главный кабинет. Здесь Ренье в синем блейзере, в белой рубашке с синим галстуком и в серых брюках берет сигарету, потом садится в кресло рядом с диваном. Солнце заходит, но Ренье решает не зажигать свет. В полутемной комнате он тихо и рассудительно говорит о своем правлении.
— Ошибки? — Князь на минуту задумался, потом кивнул: — Как же без них? Если их не совершать, жизнь была бы до ужаса скучной. Но думаю, больших ошибок, которые повредили бы княжеству, не было. Мелкие наверняка были. Конечно были. Возможно, порой мы принимали неправильные решения или правильные, но не вовремя.
— Например?
— Например, строительство, — говорит он. — Напрасно мы возвели столько небоскребов. По крайней мере, нам следовало жестче контролировать этот процесс. Но, как я уже сказал, все произошло слишком стремительно. Разумеется, мы извлекли из этой истории урок. Если вы посмотрите в окно, вам в глаза бросится La Condamine. Это район порта. В один прекрасный день многое из того, что вы здесь видите, придется снести. Многие дома были построены 60–70 лет назад. В них отсутствуют необходимые инженерные коммуникации. Мы перестроим этот квартал, правда, обойдемся без многоэтажной застройки.
Строительство — вот, пожалуй, ключевое слово, характеризующее правление Ренье. Многие считают, что он войдет в историю как строитель — «Le constructeur».
Вот что говорит по этому поводу сам Ренье:
— Строитель — это хороший образ. Мне он нравится. Но должен пояснить, что я строю вовсе не для того, чтобы угодить спекулянтам недвижимостью. Боже упаси. Фонвьей — прекрасный пример того, какую роль играет для Монако строительство, но вместе с тем это был риск, потому что землю приходилось отвоевывать у моря. Опять-таки я не уверен, что хотел бы войти в историю Монако именно как строитель. Пусть лучше вспоминают, что я трудился на благо княжества, что мое правление было успешным, что я принимал верные решения.
Иными словами, когда нужно было принимать меры, вызывающие чье-то неодобрение, ему хватало мужества это делать.
— Нелегко принимать такие решения, но иногда у вас просто нет выбора. Я прислушиваюсь к чужому мнению. Мне не нужны подпевалы. Я всегда настаивал, чтобы перед тем, как я приму решение, каждый мог высказать, что он думает по этому поводу. Тех, у кого нет своего мнения, вычислить легко: эти люди всегда ждут, когда я первым выскажу свое. Проводя совещания, я никогда первым не раскрываю карты. Пусть сначала выскажутся другие.
