Владимир Ленин (Ульянов) - Полное собрание сочинений. Том 2. 1895–1897
В современном обществе, в промышленности, основанной на индивидуальном обмене, анархия производства, будучи источником стольких бедствий, есть в то же время причина прогресса.
Поэтому одно из двух: либо желать правильных пропорций прошлых веков при средствах производства нашего времени, – и это значит быть реакционером и утопистом вместе в одно и то же время.
Либо желать прогресса без анархии, – и тогда необходимо отказаться от индивидуального обмена для того, чтобы сохранить производительные силы» («Das Elend der Philosophie», S. 46–48) {56}.
Последние слова относятся к Прудону, против которого полемизирует автор, характеризуя, следовательно, отличие своей точки зрения и от взглядов Сисмонди и от воззрения Прудона. Г-н Н. —он, конечно, не подошел бы во всех своих воззрениях ни к тому, ни к другому [112]. Но вникните в содержание этого отрывка. В чем состоит основное положение цитированного автора, его основная мысль, ставящая его в непримиримое противоречие с его предшественниками? Бесспорно, в том, что он ставит вопрос о неустойчивости капитализма (которую констатируют все эти три писателя) на историческую почву и признает эту неустойчивость прогрессивным фактором. Другими словами: он признает, во-первых, данное капиталистическое развитие, совершающееся путем диспропорций, кризисов и т. п., развитием необходимым, говоря, что уже самый характер средств производства (машины) вызывает безграничное стремление к расширению производства и постоянное предварение спроса предложением. Во-вторых, он признает в этом данном развитии элементы прогресса, состоящие в развитии производительных сил, в обобществлении труда в пределах целого общества, в повышении подвижности населения и его сознательности и пр. Этими двумя пунктами исчерпывается его отличие от Сисмонди и Прудона, которые сходятся с ним в указаниях на «неустойчивость» и порожденные ею противоречия и в искреннем стремлении устранить эти противоречия. Непонимание того, что эта «неустойчивость» есть необходимая черта всякого капитализма и товарного хозяйства вообще, приводит их к утопии. Непонимание элементов прогресса, присущих этой неустойчивости, делает их теории реакционными [113].
И теперь мы предлагаем гг. народникам ответить на вопрос: разделяет ли г. Н. —он воззрения научной теории по двум указанным пунктам? признает ли он неустойчивость, как свойство данного строя и данного развития? признает ли он элементы прогресса в этой неустойчивости? Всякий знает, что нет, что г. Н. —он, напротив, объявляет эту «неустойчивость» капитализма простой ненормальностью, уклонением и т. д. и считает ее упадком, регрессом (ср. выше: «лишает устойчивости»), идеализируя тот самый экономический застой (вспомните «вековые устои», «освященные веками начала» и т. п.), в разрушении которого и состоит историческая заслуга «неустойчивого» капитализма. Ясно поэтому, что мы были вполне правы, относя его к романтикам, и что никакие «цитаты» и «ссылки» с его стороны не изменят такого характера его собственных рассуждений.
Мы остановимся несколько ниже еще раз на этой «неустойчивости» (по поводу враждебного отношения романтизма и народничества к уменьшению земледельческого населения на счет индустриального), а теперь приведем одно место из «Критики некоторых положений политической экономии», посвященное разбору сентиментальных нападок на денежное хозяйство.
«Эти определенные общественные роли (именно: роли продавца и покупателя) не вытекают из человеческой индивидуальности вообще, но из меновых отношений между людьми, производящими свои продукты в форме товаров. Отношения, существующие между покупателем и продавцом, настолько не индивидуальны, что они оба вступают в них, лишь поскольку отрицается индивидуальный характер их труда, именно поскольку он, как труд не индивидуальный, становится деньгами. Поэтому настолько же бессмысленно считать эти экономически-буржуазные роли покупателя и продавца вечными общественными формами человеческого индивидуализма, насколько несправедливо оплакивать эти роли как причину уничтожения этого индивидуализма.
Как глубоко поражает добрых людей даже совершенно поверхностная форма антагонизма, проявляющаяся в покупке и продаже, показывает следующее извлечение из книги Исаака Перейры: «Leçons sur l'industrie et les finances». Paris. 1832 [114]. То обстоятельство, что этот же самый Исаак, в качестве изобретателя и диктатора «Crédit mobilier», приобрел печальную славу парижского биржевого волка, показывает, что содержится в названной книге наряду с сентиментальной критикой экономии. Г-н Перейра, в то время апостол Сен-Симона, говорит: «Вследствие того, что индивидуумы изолированы, отделены друг от друга как в производстве, так и в потреблении, между ними существует обмен продуктов их производства. Из необходимости обмена вытекает необходимость определять относительную ценность предметов. Идеи ценности и обмена, таким образом, тесно связаны между собою, и в своей действительной форме обе они выражают индивидуализм и антагонизм… Определять ценность продуктов можно только потому, что существует продажа и покупка, другими словами, антагонизм между различными членами общества. Заботиться о цене, ценности приходится только там, где происходит продажа и покупка, словом, где каждый индивидуум должен бороться, чтобы получить предметы, необходимые для поддержания его существования»» (назв. соч., стр. 68) {57}.
Спрашивается, в чем состоит тут сентиментальность Перейры? Он говорит только об индивидуализме, антагонизме, борьбе, свойственных капитализму, говорит то самое, что говорят на разные лады наши народники, и притом говорят, казалось бы, правду, ибо «индивидуализм, антагонизм и борьба» действительно составляют необходимую принадлежность обмена, товарного хозяйства. Сентиментальность состоит в том, что этот сен-симонист, увлеченный осуждением противоречий капитализма, просматривает за этими противоречиями тот факт, что обмен тоже выражает особую форму общественного хозяйства, что он, следовательно, не только разъединяет (это верно лишь по отношению к средневековым союзам, которые капитализм разрушает), но и соединяет людей, заставляя их вступать в сношения между собой при посредстве рынка [115]. Вот эта-то поверхностность понимания, вызванная увлечением «разнести» капитализм (с точки зрения утопической), и дала повод цитированному автору назвать критику Перейры сентиментальной.
