Сирил Паркинсон - Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера
7a. Старший капитан (продолжение)
Хорнблауэр направил «Сатерленд» навстречу французам и сумел так удачно сманеврировать, что прошел вплотную за кормой их головного корабля, «Дидоны», обстреляв ее убийственным продольным огнем. Не имея возможности добить этого соперника, Хорнблауэр атаковал шедшую вслед за ним «Медузу» и имел удовольствие наблюдать, как ее грота-стеньга пошла за борт. В этот момент «Сатерленд» еще мог выйти из боя, но Хорнблауэр все же решил нанести максимально возможные повреждения и двум оставшимся французским кораблям, пусть бы это стоило гибели самого «Сатерленда». Он сблизился с трехдечным «Вилль де Бордо», обменялся с ним бортовыми залпами и вскоре увяз в этом отчаянно неравном поединке. После того, как «Сатерленд» лишился грот- и фок-мачт, с противоположного борта его атаковал четвертый французский корабль — «Тюренн». Это последнее нападение, вместе с обстрелом двумя гребными канонерскими лодками, и вынудило Хорнблауэра наконец прекратить сопротивление. К тому времени, как он спустил свой флаг, 117 человек из его команды были убиты и 145 — ранены, причем 44 из них также вскоре умерли. Сам же «Сатерленд» превратился в развалину, которые победители с трудом удерживали наплаву. Когда пороховой дым рассеялся, Хорнблауэр с мрачным удовлетворением увидел, что «Вилль де Бордо» потерял две стеньги, «Тюренн» — бизань-мачту, а два остальных француза получили еще большие повреждения. Ни один из них не был больше пригоден к выходу в море, а в порту Росаса не имелось верфи, на которой их можно было бы отремонтировать. Несмотря на то, что пока они находились в относительной безопасности, под защитой пушек береговых батарей, спасения не было…
Схема, иллюстрирующая захват линейного корабля Его Величества «Сатерленд» в 1810 году.
Единственным, кому удалось избежать смерти или плена, стал мичман Хорнблауэр, который упал за борт вместе с грот-мачтой «Сатерленда» и был подобран гребной шлюпкой, в которой ему и удалось достичь «Плутона» — одинокий изможденный мальчишка, угрожающий своим пистолетом двум гребцам-испанцам. Сам же капитан «Сатерленда» чудом уцелел, но Буш потерял стопу, а все остальные офицеры были убиты или ранены. К тому времени, как подошел контр-адмирал Лейтон, битва была закончена, а Хорнблауэр свезен на берег в качестве военнопленного. Все, что оставалось Лейтону, это блокировать Росас двумя оставшимися у него кораблями и отправить ранее захваченный бриг для того, чтобы сообщить обо всем случившемся главнокомандующему — адмиралу сэру Чарльзу Коттону. То, что произошло вслед за этим, лучше всего описано в письме юного Хорнблауэра своему отцу.
Корабль Его Величества «Родни», Порт-Магон
28 августа, 1810
Уважаемый сэр!
С тех пор, как я последний раз писал Вам, дела у нас изменились к худшему — «Сатерленд» захвачен, а Ваш кузен попал в плен. Мы столкнулись с французской эскадрой из четырех кораблей, одним трехдечным, а на каждом из остальных было по 80 пушек. Мы могли уклониться от боя, и никто бы не обвинил нас в трусости, но подобные поступки не в стиле нашего капитана. Он схватился с ними в надежде, что сможет помешать французам укрыться в бухте, прежде чем в бой вступит контр-адмирал Лейтон с «Плутоном» и «Калигулой», и повредил все четыре, но старина «Сатерленд» в этом бою был полностью разбит и Ваш кузен в конце концов был вынужден спустить флаг. Я пишу так, как об этом принято говорить, но к концу боя на «Сатерленде» не осталось ни флага, ни мачт, так что я не знаю, как ему удалось подать сигнал, что его корабль прекращает сопротивление (Из других источников мы теперь знаем, что капитан Хорнблауэр сделал это, вывесив на борт трехцветный французский флаг, который он ранее использовал для введения противника в заблуждение. См. «Военно-морской сборник, том IV, издание морского исторического общества, 1932 г., стр. 421, 435). Мой боевой пост был на марсе и падение мачты отбросило меня в море. Я не получил ни ран, ни даже царапины, но провел среди волн почти целый час. За это время битва закончилась, и шлюпки подбирали из воды тех, кому удалось уцелеть. Мне выпало счастье быть спасенным двумя испанскими рыбаками. Пока они пытались спасти еще одного моряка, который оказался уже мертвым, мне удалось перезарядить мой пистолет порохом, который я сохранил в водонепроницаемом чехле. Затем я заставил их грести в море до тех пор, пока мы не достигли «Плутона», и убедил первого лейтенанта этого корабля отпустить моих спасителей, вместо того, чтобы завербовать их в матросы.
Флагманский корабль захватил в качестве приза небольшое судно под названием «Сен-Женеро» и я был направлен на нем с депешами для главнокомандующего под Тулон. Я испытал больше страха на палубе флагмана, нежели в бою, но адмирал очень хорошо отозвался о нашем капитане, и мне удалось убедить его, что Ваш кузен был цел и невредим — по крайне мере, до того момента, когда «Сатерленд» получил ядро, отправившее меня за борт вместе с мачтой. После того, как я все ему рассказал, адмирал сообщил, что я буду назначен на 74-пушечный линейный корабль «Родни», под флагом контр-адмирала Мартина и под командованием капитана Холлиса. Вскоре я понял, что «Родни», «Рипалс» и «Ахиллес» выделены для того, чтобы закончить в Росасе работу, которую начал Ваш кузен и что я должен идти, так как мои знания обстановки могут иметь свою ценность.
Контр-адмирал Мартин старше контр-адмирала Лейтона, который таким образом становится только заместителем командующего эскадрой. Из разговоров с другими мичманами, у меня сложилось впечатление, что все считают контр-адмирала Лейтона виноватым в том, что случилось. Более того, я слышал, как флаг-лейтенант говорил о нем, как про «опоздавшего к своему выходу на сцену» с явным намеком на то, что адмиралу не хватило мужества. В это я не верю, потому что никто на «Плутоне» не считал, что он мог скорее прийти на помощь «Сатерленду», так как ветер был слабым и переменчивым. Был ли он прав, раздробив силы своей эскадры — другой вопрос и лучший тактик, скорее всего, отозвал бы «Сатерланд» заранее. Самому мне кажется, что контр-адмирал был огорчен своей неудачей во время высадки и думал о Росасе с почти личной ненавистью. Он не мог бы мечтать о лучшем реванше, чем разбить французскую эскадру у самого входа в бухту. Его желание поскорее увидеть это помешало ему трезво оценить ситуацию и правильно рассчитать свои действия — ведь он принимал желаемое за действительное. Он неважный моряк и непопулярен как командир из-за своего холеричного характера, который мешает ему принимать правильные решения.
