Жак Бенуа-Мешен - Юлиан Отступник
Одним из первых его шагов по прибытии в Константинополь было подтверждение и расширение Эдикта о веротерпимости, изданного им во Вьенне в 360 году15.
Новый эдикт объявлял недействительными все предыдущие декреты, предусматривавшие наказания вплоть до смертной казни за поклонение древним богам. Юлиан повелел вновь открыть храмы и публично совершать в них жертвоприношения. Он приказал вернуть святилищам все конфискованные ценности. Одним росчерком пера он вернул язычеству право на существование. Как пишет Бидэ, «ему казалось, что для возрождения древнего благочестия достаточно вернуть богам свободу оказывать на мир свое благотворное влияние и что вскоре эллинизм станет еще могущественнее, чем был»16. Однако в то же время, желая показать свое великодушие, Юлиан призвал к себе во дворец всех христианских епископов — и ариан, и приверженцев вселенской Церкви — и предложил им положить конец постоянным распрям и придерживаться того же духа терпимости, которого они требуют от других. Что до него самого, то он хотел бы, чтобы этот дух царил среди всех.
Если действие декрета 360 года ограничивалось Галлией, то указ 362 года распространялся на всю империю. Ученые, теурги и философы заявляли, что наконец наступила истинная весна, что вскоре в полной мере возродится упомянутый Вергилием «великий порядок веков» и что Юлиан воистину является Посланником Солнца.
В городах, даже тех, где преобладало христианское население, царило всеобщее ликование. Наконец-то мир, установленный между религиями, должен был позволить Гелиосу равно светить всем людям. На стенах общественных зданий и на установленных вдоль дорог межевых столбах во множестве появились хвалебные надписи, прославляющие достоинства принцепса, «рожденного на благо государства», «вечно непобедимого», «постоянно одерживающего триумфы», «истребляющего пороки прошедших времен», «восстанавливающего храмы и царство свободы». Несмотря на вандализм тех, кто ожесточенно старался впоследствии уничтожить все свидетельства о правлении Юлиана, практически везде — в Аравии, Сирии, в городе Магнесии подле горы Сипил, в городе Иассе в Карии, в Пергаме в Малой Азии, во Фракии, в Мурсе в Паннонии, на севере Италии, в Альпах и даже в самом сердце Нумидии — до сих пор сохранились врезанные в камень хвалебные слова в честь «великодушного создателя Эдикта о веротерпимости»17.
Подписывая этот эдикт, Юлиан хотел уничтожить все те материальные и моральные преимущества, которые Констанций и его отец предоставили христианам и которые позволили им чуть меньше чем за полвека занять господствующее положение в государстве, хотя они и оставались в нем в меньшинстве. Теперь пришел конец их праву получать подношения и приобретать в полную и неотчуждаемую собственность имущество по завещаниям; пришел конец возможности обосновываться в доминиях и городах, не внося предусмотренной арендной платы и налогов; пришел конец перекупке материальных дотаций, которые имперская администрация ранее предназначала языческим святилищам (такую перекупку Юлиан считал настоящим грабительством); и главное: пришел конец тому привилегированному положению, которое христиане занимали при дворе и которое позволяло им фактически управлять страной от имени слабодушного и суеверного императора. Нанесенный удар был особенно ощутим для «политических» христиан, и наиболее умные из них понимали, что Эдикт о веротерпимости — это только начало.
Повелев вновь открыть храмы и восстановить в них службы, Юлиан направил свои силы на повышение морального уровня языческих жрецов. Число их значительно сократилось, а многие из тех, кто исполнял жреческие функции, были недостойны своего положения. Прекращение субсидий храмам довело многих жрецов до нищенства. Некоторые покинули свои святилища и бросились искать более выгодные занятия.
Юлиан начал с того, что восстановил отмененные ранее дотации, с тем, однако, чтобы доходы священнослужителей не превышали уровня, естественно необходимого для нормальной жизни. Затем он увеличил число жрецов, назначив новых из числа сторонников неоплатонизма. Он решил, что отныне понтифики будут назначаться не по рождению или жребию, а исключительно исходя из их моральных и интеллектуальных качеств. Наконец, он учредил такие жреческие должности, как архижрецы и понтифики, чьей задачей было следить за добрым поведением жрецов и чистотой учения18.
В этой области деятельности, направленной на «исцеление душ», Юлиан проявил колоссальную активность. Он не ограничился составлением правил выбора священнослужителей. Он предписал им законы поведения, составив определенное число «Указаний», требованиям которых должны были подчиняться все служащие в храмах. Они не имели права осквернять свое тело недостойными действиями, уста и уши — непристойными словами, они должны были тщательно избирать круг своего чтения и изгонять из своих мыслей все, что мало-мальски напоминало учения эпикурейцев и киников; они должны были утверждать в своих проповедях бессмертие души и свою причастность к богам; они должны были говорить о воздаянии добрым и наказании злым в будущей жизни, о вечности и нетленной красоте мира, о главенствующей роли Митры как Посредника, а также о милости божественного Провидения19.
Затем он обратился к языческому духовенству с целым рядом пастырских посланий, которые трудно назвать иначе, как «энцикликами»[19]. В них Юлиан выступает в качестве непогрешимого судьи, подвергающего расследованию мысли и чувства человека. Он объясняет религию, утверждает богословие и определяет лежащие в его основе принципы.
В одном из этих писем он заявляет: «Мы должны служить богам с мыслью о том, что они присутствуют повсюду и видят нас, хотя мы не можем их видеть, что их взгляд, более ясный, нежели сам свет, проникает в самые сокровенные уголки наших сердец».
В другом пишет: «Все люди — братья, и наша забота должна в равной степени распространяться и на тех, кто заключен в темницы. Пусть же наши жрецы докажут свою любовь к людям, добровольно разделяя с убогими то немногое, что они имеют»20.
Чтобы дать языческим жрецам возможность «ощутимо проявлять сочувствие к ближним», Юлиан содействовал учреждению ряда благотворительных заведений: домов сосредоточения мысли и очищения, приютов для девиц, гостиниц для путешественников, больниц для хворых и престарелых, пристанищ для нуждающихся, — и побуждал служителей храмов посвящать им все свободное от служб время21.
Юлиан также придавал большое значение вопросам богослужения, ибо знал, «что религия без богослужения — это обреченная религия». Он распорядился снабдить храмы гидравлическими органами, велел подчеркивать торжественность служб за счет введения в них ритуальных диалогов между жрецами и их помощниками и рекомендовал установить в нефах места для сидения, где верующие распределялись по возрастам и заслугам. Как видим, все эти меры были направлены на истинное обновление язычества. «В проектах Юлиана не было ничего возвращающего к прошлому, кроме самого возвращения к древним богам. Аскетическая дисциплина, мистическая иерархия и весь порядок, который он хотел ввести как в религиозной общине, так и среди жречества, представляли собой беспрецедентное новаторство»22.
