Вячеслав Тимофеев - На незримом посту - Записки военного разведчика
- Мальчишку?
- Да. Но когда отбирал у него револьвер и санитарную сумку, он укусил меня за палец. Теперь связанный лежит в кустах.
- Можете его отпустить.
- Ваш приказ для меня закон, но как можно безнаказанно отпустить шкоду? Я обязательно должен его выпороть...
- Скачи быстрей на станцию, пусть там приготовятся к встрече бандитов.
Стегнув лошадь, я помчался догонять подводы, а следом за мной смешно подпрыгивал в седле Ружек. Вскоре мы догнали подводы. Я придержал коня и громко приказал Ружеку скакать вперед, чтобы предупредить генерала о нашем прибытии.
По лицам заговорщиков вижу, что это мое распоряжение насторожило их. "Георгиевский кавалер" спрыгнул с телеги, остановил подводы и вынул наган.
- Куда ведете нас, ваше благородие? Ведь это дорога на занятую красными станцию!
- Была занята, а сегодня мы отбили ее. И вот что, господа: у кого нервы не выдерживают или кто, быть может, передумал, предлагаю возвратиться обратно. А те, кто поедет со мной, будут представлены полковнику, а может, и самому генералу, - и, не оглядываясь, я поехал вперед, а немного погодя за мной тронулись и остальные.
У салон-вагона нас встретил адъютант командующего.
- Генерал ждет вас, господа, - доложил он.
Не обошлось без конфуза - адъютант был без погон.
Мои подопечные переглянулись. "Георгиевский кавалер" нервно сунул руку в карман.
В это время со стороны Симбирска показался краснозвездный самолет. Снижаясь, он развернулся и сделал круг над станцией. Из задней кабины высунулась голова в кожаном шлеме и летных очках. И вдруг по вагонам полоснула пулеметная очередь. Подобрав полы, священник бросился под вагон, за ним - остальные.
Как потом выяснилось, самолет был захвачен белогвардейцами, и они оставили опознавательные знаки, чтобы безнаказанно совершать налеты на скопления войск Красной Армии. Но в тот момент заговорщики не сомневались, что если самолет с красными звездами, следовательно, они находятся среди своих. Один за другим, отряхивая пыль с одежды, "представители народа" поднимались в вагон "генерала".
Пугачевский встречал каждого суровым взглядом и не отвечал на низкие поклоны.
- Присаживайтесь и вы, прапорщик, - с чуть заметной улыбкой произнес он и указал на стул, стоявший так, чтобы все "гости" были в поле моего зрения. Затем командующий и сам опустился в кресло, заложив ладонь за борт офицерского кителя.
- Вот видите, господа, один самолет красных, а сколько бед натворил! кивком головы Пугачевский указал на выбитые в окнах вагона стекла. - Но приступим к делу... Знаю, вы нуждаетесь в оружии... Однако долг службы обязывает меня убедиться, попадет ли оно в надежные руки. Чем вы можете доказать свою преданность вере православной и отечеству?
- Дозвольте, ваше превосходительство! - поднялся священник.
Придерживая большой серебряный крест с распятием, он положил на толстый живот коротенькие пальцы и смиренно уставился в потолок.
- Печать антихриста легла на православных. Токмо огнем да мечом можно спасти их грешные души...
Пугачевский слушал, и на его бледном лице проступали красные пятна. Он взял стакан, плеснул в него из графина воды и выпил.
После священника говорил старшина. Громко откашлявшись, он провел ладонью по бороде и забасил:
- Перво-наперво, ваше превосходительство, мы благодарствуем за то, что изволили звать нас к себе. Приятственно видеть вас в русском образе! Потому как ранее мы не слыхали про чехословаков и не могли знать, из какой веры они происходят. Как мы есть мужики, так на своей мужицкой точке зрения и останемся. Мы за строгий порядок в жизни: нет такого закону, чтобы батрак и прочий безземельный бродяга садился править волостью аль уездом! Деревенская голытьба грабит мужика, отнимает землю, хлеб. Раньше только за одно бунтарское слово мы нещадно пороли в своей волости, аль стражника, бывало, потребую с уезда - и бунтовщиков в арестантские роты.
- Короче! - прикрикнул Пугачевский.
- Такие у нас дела творятся, что подумать страшно, - заторопился старшина. - Пропадает Россия! Своих силов не хватает, подмоги у иностранцев просить надо, в ноги поклонимся, лишь бы выручили.
- Будем уповать на иностранцев и сидеть сложа руки, так, что ли? покосившись на попа и старшину, строго спросил Пугачевский.
- Надеемся на вашу милость. Коли откажете, вооружимся вилами, топорами, пики откуем. Будем нападать с тыла... Унтер-офицеры царской армии сами что ни на есть мужики из деревень, они пойдут заодно с офицерами. Наша армия будет сильнее красной. Там разный городской сброд, а у нас все свои: отец вместе с сыном, брат с братом, кум с кумом. Разобьем красных! Вооружимся пулеметами, тогда и на Москву...
В дверях появился встревоженный адъютант:
- Командир бронепоезда "Свобода или смерть!" Полупанов доносит, что белые начали наступление.
- А, черт, - выругался Пугачевский, вскочив с кресла. - Всю обедню испортил! Этих - под охрану караульного взвода! А ты, - кивнул он мне, допроси бандитов...
"Представители народа" даже не успели подумать о сопротивлении.
Поздно вечером я снова пошел к командующему. Склонившись над картой, Пугачевский разговаривал с кем-то по телефону.
- Что нового? Садитесь и докладывайте, - положив телефонную трубку, предложил он.
- Мало утешительного, товарищ командующий! Узнал меньше, чем ожидал: села уезда время от времени навещает какой-то переодетый полковник. Златые горы обещает крестьянам...
- Униформа злодеев! - мрачно заключил Пугачевский. - А что с этими? Весь день провозились - и ничего утешительного? Либеральничаете! Поставить к стенке, под дулами винтовок сразу заговорят!..
- Я не имею на это права...
- Какая чушь! Нашего брата сажают на кол, вспарывают вилами животы, а мы, видите ли, не можем допустить отступления от общепринятых правил допроса! Ну хорошо, с бандитами я поговорю сам, - неожиданно спокойно закончил Пугачевский.
Уходя, я посмотрел на оперативную карту, лежавшую на столе командующего. Правый фланг наших войск упирался в болотистый лесной массив, левый тянулся версты на две с половиной от полотна железной дороги к оврагу. Этот участок прошлой ночью был занят отрядами интернационального батальона. Сюда я и направился, чтобы на рассвете перебраться за линию фронта.
Вечером в палатке у Горличко пили чай. Спать легли уже в темноте. Едва успели задремать, вбежал постовой:
- Конский топот и голоса на вражеской стороне...
Мы вышли из палатки и долго прислушивались: издалека доносился лишь разноголосый хор лягушек да глухое дыхание паровоза бронепоезда "Свобода или смерть!".
Ночь прошла без происшествий. И когда уже рассеялась предрассветная мгла, когда земля пробудилась от сна и родился новый день, вдруг послышались тревожные звуки фанфар, затем грянул духовой оркестр, и точно из-под земли вдали показались шеренги солдат с винтовками наперевес.
