Гюнтер Банеман - Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941—1942
Откинувшись на спину, я стал искать ответы на эти вопросы.
Мой джип утрачен вместе со всем грузом, включая карты, без которых в пустыне не обойтись, и маленький компас, без которого невозможно, не подвергаясь опасности заблудиться, сворачивать с дорог.
Самыми важными условиями моего выживания были: вода, затем пища и, наконец, транспорт. Я знал, что пешком по пустыне далеко не уйдешь, особенно если за тобой охотятся и травят, как на псовой охоте, но роль гончих псов исполняют солдаты. Мне пришлось признать, что мой первоначальный план – добраться до Португальской Западной Африки – следует оставить. Мне туда не добраться, по крайней мере сейчас, – слишком много необходимых вещей утрачено.
Нетрудно перечислить все, чем я располагаю. Одна рубашка, пара брюк, пара армейских ботинок, три полных магазина с патронами – то есть всего девяносто шесть штук – и один неполный магазин в самом автомате. Да еще сам автомат – единственная гарантия моей безопасности, а также скатанная в рулон пачка банкнотов по сто лир, совершенно бесполезных, что касается их покупательной способности. Купить-то мне теперь негде и нечего.
Оружие, конечно, могло решить мои проблемы. С ним я бы мог заполучить другой автомобиль, даже более того – если, конечно, не упущу шанс, который предоставит оружие.
Первые лучи солнца выглянули из-за дальних холмов. Вместе с его теплом послышался рев мотора, не похожего на автомобильный, поскольку тарахтел быстрее и громче, который доносился из-за гребня холма.
В последнюю секунду, прежде чем самолет появился над головой, я успел прижаться к скале. Учебный самолетик кружил надо мной и, пролетая над вершиной холма, покачивал крыльями – это маневрировал пилот, стараясь получше рассмотреть местность под ним.
Он миновал меня и некоторое время летел вровень с грядой, затем заскользил вдоль склона по направлению к Эль-Уббе. Потом он пролетел над деревней и начал тот же маневр над холмами по другую сторону.
Я сознавал, что он ищет меня, но сообразил, что он понятия не имеет, в каком направлении я скрылся.
Видимо, я нанес итальянцам большой урон прошлой ночью, раз уж они решили искать меня с самолета.
Теперь я был уверен, что все дороги, ведущие в деревню и из нее, будут блокированы, патрули подняты по тревоге, а наблюдатели осматривают в бинокли склоны холмов. Итальянцы были большими специалистами, когда дело касалось поимки одного человека. Все выглядело бы совсем по-другому, если бы речь шла о значительном количестве вражеских солдат. В этом случае рвение итальянцев было бы равно нулю или, по крайней мере, значительно снизилось.
Теперь мне уже нужно было запихнуть в ботинки свои ступни, какими бы распухшими они ни были. После нескольких попыток это казалось невозможным. Наконец острым концом камня я сделал надрезы на коже ботинок, с усилием всунул в них ноги и пошел, медленно и с болью.
Через три часа очень осторожного продвижения я добрался до места в трех с лишним километрах от караулки, где вчера меня остановил часовой. Предполагая, что итальянцы знали, что я прибыл со стороны Барки и въехал в Эль-Уббу с этой стороны, я решил, что они будут патрулировать противоположный выезд из Эль-Уббы – в направлении Дерны, ожидая, что я продолжу движение в прежнем направлении. Не думаю, что они смогут предположить, чтобы беглец решился вернуться по старому пути назад.
Сейчас я укрывался на обочине той дороги, где я в тот день преодолевал крутой подъем перед поворотом почти на сто восемьдесят градусов. Скорость транспорта, особенно для грузовиков, на этом участке не превысит скорости пешехода.
Теперь я находился там, откуда мог видеть дорогу внизу, Эль-Уббу вдалеке, а в другом направлении, почти на таком же расстоянии, цистерну в Сиди-Бу-Халфайе.
Патрули на холме не могли обнаружить меня, поскольку я спрятался под выступом скалы. Более того, любой патруль, проходивший выше меня, выдал бы свое присутствие падением мелких камней.
Мои ступни почти не чувствовали боли, хотя и продолжали распухать. У меня возникло подозрение, что они начинают неметь. И все-таки я не решился снять ботинки, сомневаясь, что смогу снова надеть их.
Мой трехчасовой переход к этому месту вызвал у меня сильную жажду, а перспектива, что воды не будет, отнюдь не уменьшила мое стремление раздобыть драгоценную жидкость.
Рой липких мух садился и ползал по обнаженным участкам моей кожи. Однако полное отсутствие пота и сухая кожа давали этим жужжащим падалыцикам мало поживы. Вот будь у меня много воды и влажная кожа, тогда они свели бы меня с ума. Отсутствие питьевой воды в этом смысле давало если уж не удобство, то хотя бы небольшое преимущество.
Прошло много времени, может быть часа два, прежде чем вдалеке, на трассе, послышалось какое-то движение. Там двигалось что-то большое, поднимающее клубы желтой пыли. Через четверть часа мимо меня по дороге внизу проехал немецкий конвой из четырнадцати грузовиков, двигавшихся плотным строем, и оставил в воздухе вихри плотной сухой пыли.
С завистью смотрел я на канистры, укрепленные на дверях. Я с радостью пристрелил бы кого-нибудь за банку, полную чистой бурлящей жидкости.
Часом позже в направлении Эль-Уббы проследовали еще несколько грузовиков, но о том, чтобы связываться с конвоем, не могло быть и речи.
Следующим был посыльный на мотоцикле со стороны Эль-Уббы. Я чувствовал желание подстрелить его только для того, чтобы отобрать фляжку воды и его мотоцикл, тогда я смог бы передвигаться быстрее и ждать более подходящей добычи.
Но я знал, что не сделаю этого, даже если бы это было самым простым делом на свете. Вот если бы он начал стрелять первым, я не задумываясь вогнал бы в него несколько пуль.
Во мне осталось мало рыцарства и еще меньше стремления к честной игре – пустыня, отсутствие воды и мое теперешнее положение не оставляли мне такой роскоши, как честная игра. Я бы совершил убийство, если бы на то пошло – хотя и не считал бы это убийством, – но мне была отвратительна мысль убивать посыльного.
Долгое время с обеих сторон трассы не было никаких признаков жизни. Солнце стояло уже высоко. Я еще плотнее прижался к стене под нависающей скалой; было бы тяжело двигаться под солнцем с непокрытой головой.
Мне все сильнее хотелось пить, и я жадным взглядом выискивал облако пыли над подрагивающими волнами нагретого воздуха у горизонта. Я уже начал жалеть, что не застрелил мотоциклиста. По крайней мере, смог бы заполучить фляжку воды.
У меня даже появилась мысль вернуться к караулке, где я вчера останавливался, чтобы поболтать с итальянским часовым. Неожиданный шаг мог принести успех даже без стрельбы, если бы мне попался парень, которому я дал сотню лир…
