Георгий Яковлев - Никита Изотов
По привычке приходил Изотов в кабинет рано, перед первым нарядом. И сразу же шел по нарядным. Высокий, плечистый, с открытым лицом, русой шапкой волос. Носил сапоги, гимнастерку без наград — ордена и медали надевал только в праздники, когда на трибуне приходилось стоять. Заходил, присаживался на истертую брезентовыми шахтерками скамью, просил у горного мастера эскиз лавы с прошлой смены, зорко вглядывался, вроде про себя приговаривал: «Качнули, ребятки. А теперь бы…» И следовал дельный совет.
В редкий выходной, усаживаясь со всеми за стол, жалобно говорил, что хорошо бы вареников с картошкой или капустой, да если их помаслить — эх, живи не хочу. Понимает, мол, трудности — хоть карточки на продукты и отменили, а прилавки в магазинах еще пустоваты. И словно ребенок радовался, когда Надежда Николаевна снимала с глиняного корчика полотенце, затем тарелку — и поплыл по горнице теплый вареничный дух.
— Ну, Надюша, ненаглядная моя, — вскакивал из-за стола, крутил жену в могучих руках. — Озолотить мало!..
— Ты, Никита, шалю ей купи, — встревала мать.
— Да что вы, Мария Павловна, — смущалась Надежда. — Не до шалей. Дочки выросли, обувка на них горит, платья по швам разлезаются.
— На всех, мамаша, хватит, — весело отзывался Изотов, сидя за столом и любовно глядя на большие, как пироги — любил такие, — вареники. — Все же в шахте працюю. — Десятилетия жизни на Украине не прошли даром: все больше появлялось в речи украинских словечек и оборотов.
Обедали долго, вспоминали злые сибирские морозы, московское довоенное житье-бытье, особенно елку.
Под Новый год тогда привез Никита Алексеевич два разлапистых зеленых ствола, увязал плотно, установил хвойную красавицу в самой большой комнате. А в новогодний вечер пригласил соседских ребятишек, больше оказалось девчонок, накручивал ручку патефона, без устали танцевал с детьми вокруг елки. Громадный такой в ребячьем хороводе, веселый. Потом шапку на лоб надвинул, ватную бороду привязал, стал подарки раздавать. Крик, смех, песни…
— Ты бы, Никиша, в шахту меньше лазил, — советовала жена. — Сибирь-то тебе не очень. Вон и доктора советуют сердце беречь. Раньше бы уехать.
— Дак война, мать моя, матушка! — удивился Изотов. — Хватит здоровья, не перегнусь, гляди вот, — он поднимал за край ножки тяжелый табурет. — А ты говоришь — «здоровье», — передразнивал по-доброму Надежду. — На то и доктора, чтобы людей болезнями пугать. Еще порубаем уголек…
Но Надюшу трудно было обмануть. Не раз замечала, как порой потирал широкой ладонью грудь, морщась при этом. Еще в Сибири врач сказал ей доверительно: «Не щадил себя Никита Алексеевич, вот и результат… Сердце беречь надо». Когда вернулись, умоляла Надежда Николаевна мужа показаться врачам, он только отшучивался, обещал: вот выведем шахту, так сразу к эскулапам в руки. И уже серьезно:
— Да здоров, здоров я, чувствую ведь. Врачи чуть что — в больницу уложат. Так, на всякий случай… Налей-ка лучше еще тарелочку борща. — Улыбался: — Больному есть, между прочим, неохота.
Любил по-прежнему украинский наваристый борщ, просил всегда косточку мозговую, с наслаждением расправлял широкую грудь, отставлял тарелку:
— Ну, Надюша, угодила. Поеду…
Перевели Изотова в Енакиево не случайно: хромало шахтоуправление № 2, что называется, на обе ноги. Сколько начальников и главных инженеров сменили — не счесть. А толку? С начала года «минусуют» все участки, долг уже за десять тысяч тонн перевалил. Изучив обстановку, Изотов поставил четкую задачу: к 30-й годовщине Октября рассчитаться с долгом и дать сверхплановую добычу. Раскрепил итээровцев по участкам, себе взял самый отстающий — подготовительные работы. Проходчики держали продвижение лав. Директорская смена — без начала и конца. Смена в кабинете, другая в шахте, потом совещание в тресте. Похудел, слегка запали щеки, но остался такой же общительный, веселый, открытый для всех. Одним словом, Изотов! И людей тормошил, не давал расслабляться. Предложил соревноваться забойщикам и проходчикам, заключить договора, сам вызвался быть арбитром. А итоги подводить каждую пятидневку.
В личном деле сохранилась характеристика, выданная Енакиевским горкомом партии Изотову 28 ноября 1947 года: «т. Изотов Н.А. добросовестно относится к обязанностям, работает над повышением идейно-политического уровня, активно участвует в общественно-политической работе и пользуется авторитетом среди ИТР и рабочих. Секретарь ГК ВКЛ(б)У Иванов».
Неизвестно, для чего понадобилась характеристика управлению кадров Минуглепрома СССР. Зато точно установлено, что шахтоуправление № 2 рапортовало 1 ноября о выполнении плана угледобычи за 10 месяцев на 106,9 процента и подготовительных работ — на 106 процентов. Дела пошли в гору, поднялось и настроение, даже недуги вроде бы отступили.
И вдруг неожиданная, а оттого еще более горестная весть — умер Вахрушев, угольный нарком, тот самый Василий Васильевич Вахрушев, с которым Изотов впервые близко познакомился в 1939 году, когда возглавлял комбинат Сталинуголь. В 1943 году Вахрушеву было присвоено звание Героя Социалистического Труда. И вот незадолго до 45-летия жизнь руководителя угольной промышленности, который для Изотова всегда оставался символом советского хозяйственника, оборвалась.
— Как могут такие люди уходить? — недоумевал он, откинувшись на спинку стула.
Надежда Николаевна молчала. Да и что могла сказать, зная, что такое настоящая мужская работа — шахтеров, металлургов. Поднялся Никита Алексеевич, ушел во дворик, даже не заметив тарелку любимого борща. Потом долго сидел на крыльце, держась правой рукой за карман гимнастерки.
В последний день января 1948 года Изотову позвонили из треста: «Никита Алексеевич, вам присвоено звание горного директора административной службы второго ранга. Поздравляем». Поздравить было с чем: звание высокое, если по армейскому считать — соответствовало генерал-лейтенанту. Положил телефонную трубку, улыбнулся широко, махнул небрежно рукой.
Спокойно относился он к званиям и чинам, не раз говаривал: «Не за орденами под землю спускаемся». Кому-кому, а шахтерам на невнимание было грех жаловаться. Не было года, чтобы на любой шахте передовиков, руководителей не награждали. Узнала Надежда Николаевна, попросила:
— Никиша, что хочу… Сфотографируйся в новой форме. На память дочкам хотя бы…
Долго отнекивался, ссылался на занятость, а тут приехали старые товарищи из Горловки, проведать.
— Тебя, Алексеич, на партийном собрании только что вспоминали, — рассказали ему горловчане.
С пласта «Соленый» новички сбегать начали, тут, говорят, только пот соленый на спине, а угля не добудешь. Вот коммунист Михаил Сечкин обратился к кадровым забойщикам: «Забыли, как Изотов молодых учил? То-то, что помните. Давайте возьмем учеников, поможем. Наблюдал я, крепить они при таких боковых породах не успевают». Участок № 27 не только вылез из долгов, но еще и стал инициатором применения металлического крепления. Не было счастья, так несчастье помогло. Неустойчивые породы вынудили искать новое, так и додумались — крепить уступы металлом, не деревом.
