Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)
Внезапно в темноте раздалось громкое:
— Стой!
Я быстро вынул браунинг и шагнул вперед. В ночной темноте вырисовались фигуры трех красноармейцев. В руках одного блеснул огонек фонарика.
— Кто такой?
— Военный моряк Черноморского Флота. Делегат конференции.
— А ну подойди, — более успокоенно произнес красноармеец.
— Ага, а энти кто?
Через минуту все успокоилось.
— Ну, ладно, проходите… А то тут у нас бандитов сколько хошь.
— А чего вы нас задержали?
— Да, кричал, вот, кто-то с вас. Думали, бандиты с попойки.
Идя дальше, мы посмеялись над горячностью Ирины и ее звонким голосом.
— Это она всегда — как о своих бабах, так и голос на октаву выше, — пошутил Ледя. — Одним словом — «баб-адвокат»…
— А вы, действительно, Ирина, умеете своих герль защищать, — искренно сказал я.
— Да что-ж, Борис Лукьяныч, — с оттенком дружеской задушевности ответила девушка, — нужно же внушать девочкам, что они тоже имеют право и, главное, способности стоять рядом с мужчиной на всех постах жизненной стройки. Пора сдать в архив четыре «К».
— Какие это четыре «К»? — с удивлением спросил Ледя.
— Да знаменитая немецкие четыре «К», якобы, определяющие рамки идеалов женщины — Kinder, Kche, Kleider und Kirche — дети, кухня, платье и церковь — и я в нашей скаутской работе добиваюсь того, чтобы герль смотрела на себя сперва, как на человека и гражданина, а потом уже, как на женщину, а не наоборот, как было раньше.
День святого Георгия
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда-б не привело -
Все те же мы. Нам целый мир — чужбина.
Отечество нам — Царское Село.
Севастополь. 23 апреля 1924 года
«Собираться или не собираться?» — вот вопрос, волнующий каждое скаутское сердце.
«Соберутся или не соберутся?» — вот вопрос, волнующий каждого пионера и комсомольца — добровольного шпиона ОГПУ.
Так обидно думать, что в этот радостный день придется ограничиться поздравлением друг друга в городе, опасливо оглядываясь по сторонам. Так хочется провести этот день всем вместе, в кругу дружной и веселой скаутской семьи.
Но машина слежки и доноса не дремлет. Само ОГПУ не станет тратить своего времени на слежку за нами. Для этого довольно «красной молодежи». Они донесут о «преступлении». Сбор скаутов покажет, что «гидра контрреволюции» еще не добита, и тогда только тяжело чавкнут челюсти ОГПУ.
Но чувство гордости, смелости и задора побеждает.
Старшие скауты решают:
— Сбору быть во что бы то ни стало!
Голодная душа
Вечером, накануне Георгиевского дня ко мне зашел молодой матрос.
— Вы, Костя? Когда это вы успели матросом сделаться?
— Да, вот, Борис Лукьяныч, — ответил Костя, Одесский сокол, когда-то сидевший вместе со мной в подвале ЧК. — Мобилизовали во флот, как комсомольца. Теперь плаваю на истребителях в райони Одессы.
— Что-ж вы там «истребляете»?
— Охрану несем… — Лицо Кости нахмурилось.
— Что-ж вы охраняете?
— Да берега наши.
— Да ведь с нами никто не воюет, и никто не нападает!
— Да мы не от врага охраняем, — неохотно ответил Костя, — а от своих…
— Как это от своих?
— Да вот, чтобы из России не бежали…
— Ax, вот что! Значит, сторожевая, пограничная служба. А много разве бежит?
— Очень много. Каждый день ловим. Все больше крестьяне и рабочие с семьями, с детьми. Ведь только 40 километров от границы. Соблазнительно…
— А вы не задумывались, Костя, отчего это они бегут?
Юноша махнул рукой.
— Не спрашивайте, дядя Боб. Раньше я думал, что действительно враги бегут, контрреволюционеры всякие, шпионы, террористы, вредители, классовый враг — одним словом… В теперь уж не верю. Насмотрелся…
— Значит, не все верят в будущий рай?
Лицо Кости болезненно перекосилось.
— Не будем говорить об этом, Борис Лукьянович. Пожалуйста, не будем…
Я внимательно посмотрел на его лицо и заметил морщины мучительного раздумья, резко обозначившияся на его лбу.
— Скажите, дядя Боб, вы такого Вербицкого не знаете? — спросил Костя после небольшего молчания.
— Вербицкого? Как же — знаю. А что?
— Да, вот, сегодня в горкоме комсомола разговор о нем был. Арестован, говорили.
— Арестован? Вот бедняга! Ну, расскажите-ка подробней, что именно о нем говорили.
— Да немного. Как раз ребята толковали о вашем завтрашнем сборе…
— О сборе. Каком сборе?
— Да, конечно, о вашем скаутском сборе в день Георгия.
— Откуда у них такие сведения?
— А черт их знает. Я думаю, они не столько знают, сколько ожидают, что сбор скаутов будет. Мне лично даже дали задание разузнать подробнее об этом сборе, — рассмеялся Костя. — Не любят они, по правде сказать, скаутов… Ну, так вот, секретарь Горкома и говорит, между прочим: «нам, ребята, надо иметь оффициальную причину для ареста здешних скаутских заправил. Так сказать, факты. Вот, говорит, к примеру в Мелитополе недавно скаута Вербицкого заарестовали — так у него библиотека целая была, и он книги скаутские посылал другим ребятам. Мы это дело выследили — причина и готова: распространение контрреволюционной литературы. В ГПУ и — готово… Так же, говорит, нам и в Севастополе нужно. Факты, ребята, говорит, факты нужны.»..
— А больше о Вербицком разговора не было?
— Что-то еще неясно говорили, но я не слышал. Жалели, кажется, что переписки не нашли, что ли…
— А судьбы его не знаете?
— Нет.
Я задумался. В памяти встало оживленное лицо Жени, еще так недавно рассказывавшего мне на вокзальном перрони свой план связи между старшими скаутами. Ну, что-ж: «все под Богом и ЧК ходим»… «Сегодня ты, а завтра я».
— Я хотел вот о чем с вами поговорить, Борис Лукьянович, — после небольшего молчание с каким-то трудом начал Костя. — Завтра 23 апреля…
— Да, наш скаутский день…
— Я знаю, — тихо промолвил юноша, опустив голову. — У меня этот день свободен. Я уверен, что вы завтра соберетесь, несмотря на все запреты.
— Почему вы так думаете?
— Да так, сердце чует. Разве вы на трусов похожи? Так вот, Борис Лукьянович, знаете что: разрешите и мне с вами побыть в скаутской семье. Ей Богу, — умоляюще произнес он, положив свою руку на мою, и голос его дрогнул, — я ведь с чистым сердцем, хочется вместе побыть, от этой сумасшедшей жизни отдохнуть хоть немного. Я ведь тоже когда-то скаутом был…
