Аркадий Арканов - Вперёд в прошлое
– Минуточку! А куда вы денете Чарльза Дарвина? – поинтересовался потерпевший. – Ведь он что требовал? Чтобы человек произошел от кого? А? Даже произносить-то противно. Вот вы сходите в зоопарк. Стыдно становится! Но ведь раз Дарвин сказал, то уж извините, как говорится...
В очках оживился.
– Уважаемый! – сказал он. – Я не расхожусь с дарвинизмом. Но дарвинизм – это следствие, моя гипотеза – причина!..
Он глотнул пива, поправил очки и продолжал:
– Так вот. Около двадцати тысяч лет назад инопланетные отловили несколько сот особей обезьян определенного вида и привили этим диким тварям «мыслящее вещество», преодолев, разумеется, барьер биологической несовместимости...
– Не говорите загадками, – сказал потерпевший. – Мозги, что ли, привили?
– Не совсем. Мозг есть у каждого живого существа – у кошки, у слона, у черепахи, у скунса. Однако он не выполняет мыслительной функции. А в мозг тех самых обезьян было вшито «мыслящее вещество», под влиянием которого те самые обезьяны начали изменяться. Подчеркиваю – только те самые! Не шимпанзе, не гориллы, не павианы, не макаки...
– Еще чего не хватало, – передернулся потерпевший.
– И это явилось началом эксперимента, который ведет Диссертант.
– Где? – спросил потерпевший.
– Где-то там. За пределами Вселенной. И возможно, тема его диссертации формулируется так: «Особенности развития мыслительной функции под влиянием длительного воздействия «мыслящей субстанции», вшитой в переднюю часть мозга низкоорганизованных позвоночных в условиях пребывания в замкнутом пространстве, заполненном питательным бульоном».
– Каким еще бульоном? – спросил потерпевший.
– А почему нет? Вот, например, рыбы. Вы думаете, они сознают, что живут в воде? Нет. Для них вода – такая же прозрачная и легкая среда, как для нас воздух...
– Что же это? – задумчиво произнес потерпевший. – Значит, все вокруг – бульон? И деньги – бульон, и жена – бульон, и пиво – бульон?
– Нет, нет. Мы с вами, ваша жена, деньги, пиво, все, что мы производим, – это и есть развитие «мыслительной функции». Это опыт, который делается на нас. А пространство – это бульон. И все вместе помещается в гигантской колбе. Понимаете? В колбе с абсолютно прозрачными стенками. И нам, находящимся внутри пространства, Вселенная кажется бесконечной. Ибо даже если когда-нибудь мы и доберемся до одной из стенок, то мы заскользим по ее сферической прозрачной внутренней поверхности. Заметьте, что сказанное мною полностью гармонирует с известной теорией искривления пространства... А самое-то главное, дорогой друг, что за всем, что происходит в нашей колбе, идет постоянное наблюдение. Капнет, например, Диссертант щелочи – война. Добавит кислоты – мир. Подсолит немного – рост цен в Америке... А нам все кажется, что мы пуп Вселенной, что от нас что-то зависит... Вот вы с женой ругаетесь?
– А как же, – сказал потерпевший.
– Так вот, замечали, что иногда утром встаете – и нет никакого желания ни драться с ней, ни ругаться?
– Бывает, – улыбнулся потерпевший.
– А иногда вдруг ни с того ни с сего – дебош!
– Еще бы!
– А это значит, что на вас в данный момент и действует какая-нибудь щелочь...
– Это не от щелочи, – нахмурился потерпевший. – Она с нашим механиком встречается.
– Правильно! – оживился в очках. – А почему? Потому что наверняка испытывает на себе воздействие какого-нибудь ангидрида!
– Он не ангидрид! – рявкнул потерпевший. – Он негодяй! И щелочь здесь ни при чем! Что ж, выходит, если я вам сейчас съезжу по очкам, это от щелочи?
– Нет. Это от хулиганства, – возразил в очках.
– То-то, – сказал потерпевший и с тоской добавил: – Теперь скажите мне: ведь если ваш этот... Диссертант за всем наблюдает, во все вмешивается, зачем ему, подлецу, понадобилось, чтобы мне брюки из лавсана запороли? Что я, в лавсановых штанах эксперимент ему испорчу?
– Вряд ли он замечает такие конкретные мелочи... Он замечает только отдельные личности, достигшие в своем развитии уровня выше среднего... Леонардо да Винчи, Евтушенко, Пеле...
– Еврюжихин тоже после Мексики прибавил, – сказал потерпевший.
– Вы когда-нибудь за чем-нибудь наблюдали? – спросил в очках.
– Наблюдал. Вон за той официанткой.
– Ну и что?
– Ничего. Крепенькая.
– А если бы она вам подмигнула, заметили бы?
– Еще бы!
– Вот так и Диссертант. Он наблюдает за колбой вообще. И только что-то из ряда вон выходящее может приковать его внимание...
– Нет, погодите! – Потерпевший стукнул кулаком по столу. – А то, что у нас на весь район нет ни одной химчистки?! Этого ваш умник тоже не замечает?! Или вот дом у нас новый сдали – третий месяц воды нет! Куда он смотрит? За что ему там деньги платят?..
– Не кипятитесь, – спокойно сказал в очках. – Цель его эксперимента – развитие мыслительной функции до понимания истины своего происхождения.
– Рыло ему начистить надо! Вот что! – буркнул потерпевший. – Так я тоже могу наблюдать! Вот сяду и буду смотреть на солнце... Всходит – заходит, всходит – заходит. И что?
– А солнце, между прочим, – это гигантская спиртовка, пламенем которой Диссертант поддерживает среднюю температуру в колбе.
– Ну, черт с ним, – сказал потерпевший. – Даже если все, что вы говорите, – правда, ничего у него с нами не получится... Пьем мы много.
– Очень жаль, – задумчиво сказал в очках.
Но потерпевший уже похрапывал, уронив голову на грудь. В его дремлющем сознании возник полутемный кабинет... Диссертант обнимал лаборантку. Она кокетливо отбивалась. В дальнем углу медленно вращалась большая колба, обогреваемая пламенем спиртовки. В колбе что-то все время булькало, урчало и перемешивалось.
– Зайчик, ты колючий, – увертывалась лаборантка.
В колбе что-то щелкнуло.
– Зайчик, отодвинь спиртовку. Будет перегрев.
Диссертант подошел к колбе и с ненавистью отодвинул от нее спиртовку.
Зима в этом году выдалась на редкость теплой, и только в конце февраля вдруг резко ударили морозы.
* * *
Когда случайно или целенаправленно я касаюсь темы земной цивилизации, темы бесконечности Вселенной, вероятности существования значительно более развитых, чем наш мир, других миров, меня заносит, и я уже не могу остановиться. Но приходится. Поэтому возвращаюсь к взаимоотношениям с выдающимися личностями, воспоминания о которых рождают в моей голове вопрос: неужели и вправду я был с ними знаком, общался, сиживал за одним столом? Я не принадлежу к категории людей, которые примазываются к славе великого человека, называют себя его близким другом, пользуясь тем, что сегодня это уже невозможно проверить – человека уже нет. Как говорил Михаил Аркадьевич Светлов, «дружба – понятие круглосуточное». В течение длительного периода времени мы оставались близкими друзьями с Гришей Гориным, но трубить об этом на всю страну я считаю, мягко говоря, не совсем скромным делом.
