Константин Сапожников - Уго Чавес
Вхождение Чавеса в обязанности президента шло трудно. Проблемы начались с формирования кабинета, которое сопровождалось подспудной борьбой различных партий и организаций, оказывавших ему поддержку в избирательной кампании. Как вспоминал Чавес, почти два месяца он безвылазно провёл в президентской резиденции «Да Виньета». Соратники настаивали на «достойной» компенсации своего вклада в победу в «лучших традициях» Четвёртой республики. Друзья Микелены — предприниматель Мануэль Кихада и отставной полковник Луис Альфонсо Давила стали закулисными «представителями» интересов торговой буржуазии и агроиндустриального сектора. Лоббирование этих интересов в той или иной форме поощряло коррупцию. Свои жирные куски потребовали другие представители венесуэльского капитала. Поначалу они всячески мешали политическому взлёту Чавеса, но, когда его победа стала предсказуемой, изменили тактику. Чавес вспоминал: «Один из самых явных представителей тех венесуэльских кругов, той олигархии и того старого режима даже написал в одной газете, что поскольку они не могут справиться с этой “тварью” — тварью был я, — значит, “тварь” надо укротить. И тогда они действительно взяли “тварь” в кольцо».
Тонкий аналитик, Норберто Сересоле писал в январе — феврале 1999 года: «Чавизм сегодня стремится разделиться на сторонников “стабильности”, которые хотят усилить “умеренные” (неолиберальные) тенденции последнего времени, и “радикалов”, которые пытаются восстановить исходные элементы военного движения. Так что — пока — в рамках внутренней венесуэльской политики не планируются поиски альтернативы Чавесу. Группы самых ортодоксальных чавистов предпринимают шаги для концентрации власти, чтобы стать опорой для Чавеса и помочь ему — не в такой далёкой перспективе — отказаться от компромисса с прежней элитой, на который ему пришлось пойти. Крайним пределом этой политики, естественно, является гражданская война. Другой сектор (в рамках чавизма) с удовлетворением воспримет курс на продолжение прежней политики (Четвёртой республики). Обе фракции — всё ещё — окончательно не сформировались в смысле, что обе ищут законности под прикрытием “харизматического зонтика”. Одни — для сохранения прежнего режима, другие — чтобы не допустить этого. И все ищут поддержки лидера. Продолжатели прошлого намерены превратить Чавеса в нового актёра старой пьесы».
Стремительный взлёт Чавеса стал лейтмотивом дискуссий «чавесологов». Они выдвигали самые разные версии, пытаясь объяснить его карьеру. Иногда звучала и такая: Чавес следовал советам некоего персонажа, оставшегося в тени, который раньше всех понял, насколько мощный потенциал лидера-мессии заложен в нём. Не стал ли президент Венесуэлы «проектом» этого человека, имя которого Чавес до сих пор держит в секрете? Эта версия перекликалась с настойчивыми намёками венесуэльской прессы на связь Чавеса с масонами.
Общеизвестно, что Чавес досконально изучал биографию Симона Боливара и мимо него не прошёл тот факт, что будущий Либертадор-Освободитель в 1803 году в испанском городе Кадисе был принят в масонскую ложу «Лаутаро». Через неё прошли другие южноамериканские лидеры-освободители: аргентинец Хосе де Сан-Мартин и чилиец Бернардо О’Хиггинс. Культовое отношение к Боливару, определённая самоидентификация Чавеса с ним не могли не пробудить в нём интереса к масонам, желание войти в их ряды, тем более что для современных «братьев-строителей» Либертадор остаётся абсолютным воплощением масонских идеалов(В июле 1849 года венесуэльскими масонами в знак уважения к Либертадору была создана в Каракасе ложа № 118 «Звезда Боливара», существующая до сих пор.).
Чавеса привлекал позитивный ореол масонства, восходящий к Отцу отечества Симону Боливару. Много созвучного своим убеждениям он находил в их разъяснениях: «В Великой ложе мы являемся свободными мыслителями, каждый член её может придерживаться идеологии, которую считает подходящей для себя. Но внутри масонства мы отстраняем и партийность, и религию. Мы своего рода “гражданское сообщество” философского и прогрессивного направления, которое стремится к процветанию общества и страны».
В окружении Чавеса были масоны, в том числе из военных. Бывший алькальд Либертадора, самого заселённого и демократического района Каракаса, Фредди Берналь, ранее служивший в Национальной гвардии, а ныне радикальный чавист, не скрывал своего масонства. Но, без сомнения, самой известной масонской фигурой, оказавшей влияние на мировоззрение Чавеса, был «Мастер» Луис Бельтран Прието Фигероа, которого часто называли «Учителем Учителей».
Адвокат, просветитель, поэт, философ, социолог, публицист, писатель, выдающийся политический руководитель, экс-кандидат в президенты на выборах 1968 года, Луис Прието Фигероа приобрёл уважение общества благодаря своей честности и позитивной жизненной позиции. Как оратор был полемичен, беспощаден, с огромным чувством юмора. Ему приписывают авторство издевательских политических шуток. Как мыслитель он был безоговорочно революционен. Будучи одним из основателей партии Action Democratica, он решительно порвал с ней в 1960-е годы, обвинив её в предательстве социал-демократических идей, в капитуляции перед капитализмом. Только в социализме Прието Фигероа видел единственную возможность решения экономических и социальных проблем общества. Прието Фигероа стал масоном в 1930 году, когда в латиноамериканском масонстве формировалось мощное противостояние диктаторским режимам континента. В ложе «Бог и Отечество» он получил градус «Мастера».
Здесь мы вступаем в «сумеречную зону» предполагаемой связи Чавеса с Прието Фигероа на основе масонской доктрины. На излёте жизни «Учитель Учителей» (он умер 14 апреля 1993 года) мог заинтересоваться Чавесом. Боливарианские убеждения, внутреннее бунтарство, категорическое отрицание «практики» Четвёртой республики, духовность Чавеса и его неутомимые, часто мучительные интеллектуальные поиски — лучшего ученика трудно найти. Был очевиден «пробивной потенциал» Чавеса, его решимость положить конец социально-экономической деградации страны, её сползанию в кризис, из которого не будет возврата. Сам Фигероа не имел шансов стать «преобразователем» Венесуэлы, потому что правящая элита Четвёртой республики до середины 1980-х годов обладала возможностями для манёвра, нейтрализации социального недовольства, в том числе путём подкупа и разовых подачек обитателям маргинальных районов. Есть мнение, что Фигероа «не позволили» стать президентом из-за его «мулатства», и это тоже объединяло его с Чавесом, оппозиционное противостояние которому, по мнению ряда обозревателей, также имело расистские корни.
