Арсений Несмелов - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары.
«Пошел посты проверять, — подумал он. — Эх, и чего чудит человек?..»
А через час по лестнице в землянку затопали тяжелые солдатские сапоги и в приотворенную дверь просунулась солдатская папаха.
— Разрешите войти?
— Залетай, орел!.. Что надо?
— Несчастье с его высокоблагородий, Вас в окоп требуют!
В сырой яме окопа второго взвода лежал, вытянувшись во весь свой высокий рост, штабс-капитан Ржещевский. Угораздило же его выйти на наш секрет со стороны противника и не ответить на крупным шепотом просеянное в ночь: «Кто идет?» А старшим секрета был ефрейтор Парфенов, слесарь с московского завода Бромлей. По уставчику действовал ефрейтор.
ЗОЛОТОЙ ЗУБ[16]
Комендант тыла 25-го армейского корпуса, мрачный, всегда угрюмый полковник Сотов говорил почтительно вытянувшемуся перед ним командиру комендантской роты, узколицему, стройному подпоручику Быстрицкому:
— Предприятие, как сами изволите видеть, довольно безнадежное. Примета единственная: три золотых зуба в верхней челюсти, слева… У кого теперь нет золотых зубов! Даже цвет волос не указан… Хотя и правильно: долго ли волосы перекрасить?
— Но, господин полковник, там ведь и еще кое-что есть, — вежливо остановил начальника подпоручик. — В бумаге указано: молодая, хорошенькая, выдает себя за сестру.
И Быстрицкий указал рукой на белевшую на столе четвертушку исписанной бумаги с четко выведенным и подчеркнутым вверху, над текстом: «Совершенно секретно».
Сотов кисло улыбнулся.
— Вы сколько времени не были в отпуску, поручик? — неожиданно спросил он.
Более полгода уже… Да, восемь месяцев! — высчитав в уме, несколько удивленно ответил молодой офицер.
— То-то и оно! — вскинув седые косматые брови, многозначительно буркнул комендант. — Скажите, пожалуйста, какая не очень старая и не слишком безобразная женщина не покажется вам привлекательной? А?
Быстрицкий улыбнулся, качнув вперед стройное, вытянувшееся «по уставчику» тело, и от этого движения серебряные савельевские шпоры издали жалобный подтверждающий звук.
— Однако, — вдруг свирепо закричал комендант, звонко шлепая ладонью по секретной бумаге, — хоть данные контрразведки и ничтожны, но поймать бабу надо… И вы, поручик, ее поймаете. Что?
— Есть, господин полковник! — по-морскому, что было модно в штабе, отрубил Быстрицкий.
— Кончено! — прохрипел Сотов. — И каждый день, пожалуйста, докладывайте мне, что предпринимаете.
И офицеры расстались.
Сотов отправился обедать в собрание, где солдат-официант предложил ему на выбор «бивштек» или «Строганов», а Быстрицкий пошел совещаться с фельдфебелем своей роты, хитрым, щуплым сибиряком Иваном Трофимовичем, что он обычно делал в трудные минуты жизни.
* * *
Прежде чем продолжать рассказ, необходимо познакомить читателя с содержанием той бумажки с надписью «Совершенно секретно», что мы видели лежащей на столе коменданта.
Содержание ее было немногословно, несложно и даже не очень необычно. Каждый месяц армейская контрразведка рассылала по штабам корпусов бумажки приблизительно аналогичного содержания.
В данном случае контрразведка писала:
«По сведениям агентуры, через Швецию в Россию два месяца назад прибыла германская шпионка Эльза Шрирер. Германским генеральным штабом указанной женщине дано задание обслуживать Владимиро-Вольшский участок фронта, а следовательно, она должна появиться в районах расквартирования 25-го или 43-го армейских корпусов. Приметы Эльзы Шрирер: три золотых зуба вверху рта, слева. Молода, хороша собою. Говорит с легким польским акцентом.
При совпадении вышеуказанных примет на какой-либо из женщин (так и сказано), проживающих в районе расположения корпуса, означенную предлагаем немедленно задержать и препроводить в контрразведку штаба армии».
Иван Трофимович, сухонький, седенький и чистенький, даже в форме фельдфебеля всё еще похожий на лавочника (он им и был в Томске, где до призыва из запаса торговал бакалеей), выслушал Быстрицкого строго и минуты две молчал, не торопясь высказаться.
— Что же делать-то, Трофимыч? — побеспокоил его наконец офицер, уважавший старика за ум и находчивость. — Надо бы того, поймать бабу! Сам понимаешь, за такое дело и к чину представят, и орден дадут. Ну, что скажешь?
Облизнув сухонькие коричневатые губки острым язычком и помолчав еще с полминуты, Трофимыч ответил так:
— Это, ваше благородие, дело нетрудное. Даже, можно сказать, плевое дело. Однако на него требуется время.
— Ну-ну, а как? — заторопил фельдфебеля Быстрицкий. — Что ты надумал? Говори!
— Да что надумал, ясное дело! — степенно стал докладывать Трофимыч. — Много ли баб живет в тылу корпуса? Сестры в госпиталях, мамзели на питательных пунктах да приезжий элемент, — щегольнул словечком Трофимыч, — разные там невесты да жены господ офицеров. Я пошлю ребят побойчее — пошарить, которые из них с золотым зубом. Старух, конечно, тревожить не будем…
— Ты прямо Бисмарк, Трофимыч! — пришел в восторг Быстрицкий. — Прямо министерская голова! И до чего ведь просто. Ну, действуй!
И Быстрицкий ушел, пообещав Трофимычу на целый месяц отправить его в отпуск, как только шпионка будет найдена.
Через три дня командир комендантской роты уже держал в руках первые плоды работы фельдфебеля. Аккуратно разграфленный лист бумаги носил заголовок:
«Список дамского полу с золотым зубом, проживающим в районе тыла 25-го армейского корпуса».
Быстрицкий впился глазами в листок, даже не обратив внимания на безграмотность заголовка.
Лист был разграфлен на три столбика. В первом — имя и фамилия, во втором — внешние качества в оценке, сделанной «парнем побойчее», подосланным Трофимычем, и в третьем — адрес или «часть».
Примерно так:
Анна Сдобышева, сестра. Очень прекрасная. Волосом черна. Дивизионный госпиталь.
Клавдия Пикуль. Личностью не особенная. Пит. Пункт Пу— ришкевича.
И так далее — всего семнадцать женщин с золотыми зубами.
Внизу приписка:
«Насчет коренных зубов неизвестно, какие они, природные или золотые, потому что в рот антилигентной даме солдату никак не заглянуть. Тут способнее будет действовать г.г. офицерам».
Быстрицкий помчался к Сотову.
Тот к работе Трофимыча отнесся критически.
— По обыкновению своему вы, поручик, к поручению отнеслись легкомысленно, — строго сказал он, поверх очков взглянув на офицера. — Да-с, легкомысленно! Ведь сказано же: три золотых зуба, вверху рта, слева. Понимаете?