Евгений Балабин - Далекое и близкое, старое и новое
К вечеру боль прошла, а еще через несколько дней я был командирован в Макеевку. Я никогда в жизни никому не был должен, и этот долг доктору просто меня мучил. Успокаивал себя тем, что, вероятно, доктор знает, что я в Макеевке, об этом писали в газетах. По городу бегали мальчишки с экстренными телеграммами, крича: «Победа генерала Балабина». Должен знать доктор, что я не в Новочеркасске.
Когда я попал опять в Новочеркасск, я встретил доктора на улице, обрадовался и сразу вытащил бумажник, чтобы расплатиться с ним, но он ни за что не захотел взять деньги и настаивал, чтобы я к нему зашел. «Что вы, что вы, на улице платить, это невозможно, да и никаких денег не надо – я ничего не сделал».
В 1920 году я был в Константинополе, о чем буду писать ниже. В комиссии, в которой я был председателем, работал чиновник Министерства финансов Роберт Матвеевич Вебер. Он страдал зубной болью. Как-то он опоздал на работу по подсчету ценностей и, придя, сказал: «Извиняюсь за опоздание, был у замечательного зубного врача, просил вырвать больной зуб. Доктор что-то делал у меня во рту, не переставая болтал, и, наконец, я сказал ему: «Доктор, я опаздываю на работу, скорее тащите зуб». – «Да он давно вырван, вот лежит перед вами». Я даже не заметил, когда он его вырвал – идеальный доктор». Я решил к нему пойти, чтобы вырвать вторую половинку зуба мудрости. Рассказал ему подробно, как мучил меня профессор в Новочеркасске и что я пришел к нему сейчас, после восторженного о нем рассказа г-на Вебера. Доктор осмотрел мои зубы, провел по ним, как по клавиатуре, каким-то металлическим предметом со словами: «Вот зубы так зубы, такие редко встретишь. Думаю, что профессор, мучивший вас, просто сапожник». И начал тянуть. Мучился, нервничал, также зажимал мою голову между локтем и своим туловищем, стараясь расшатать зуб, и наконец сказал: «Не могу вырвать, напрасно осудил новочеркасского профессора, устал, измучился, придите в другой раз». Денег с меня не взял. Я, конечно, больше к нему не зашел, и так и живу с половинкой зуба вот уже сорок лет, и зубы не болят.
Глава 10
УПРАВЛЕНИЕ ОТДЕЛОМ КОНЕВОДСТВА И РЕМОНТИРОВАНИЯ АРМИИ
Своей новой должности – управляющего отделом коневодства и ремонтирования армии – я отдался всей душой. Частное коннозаводство я хорошо знал, так как родился и вырос в конном заводе на зимовнике, но станичное коневодство знал плохо: в станице никогда не жил. Меня сразу поразили колоссальные цифры конских поголовий в станицах – до ста тысяч лошадей. Да это и понятно. Казак выходил на службу на собственной лошади, в собственном обмундировании. В полку ему давали только винтовку и пику. Если в полку лошадь падет, казак должен приобрести вторую. На войне некоторые казаки переменили трех и даже четырех лошадей. Поэтому казак старался иметь дома несколько лошадей, а некоторые имели целые косяки. Станичное коневодство – это строевые лошади казаков, производители-жеребцы, матки и молодняк. Рабочие лошади, на которых казаки пашут, сеют, работают, имеют особый учет. Казак, отбывший военную службу в полку и придя домой на льготу, не имеет права продать свою лошадь. А если хочет заменить ее другой, то предварительно эту новую лошадь должен показать начальству. Если лошадь будет принята, то в описи лошадей делают исправление. Будучи на льготе, казаки на майские сборы являются на своих лошадях. Только переходя в третий разряд льготы, в запас, казак может продать свою лошадь, но по мобилизации должен в трехдневный срок явиться на сборный пункт верхом на хорошей лошади в полном обмундировании.
Война сильно разорила станичное коневодство, и хотя были приняты все возможные меры к возрождению его, но Гражданская война и отсутствие спокойной мирной жизни служили помехой к возрождению. Особенно пострадали те станицы, которые были под непосредственной угрозой нашествия большевиков или переходили из рук в руки. К большевикам попало много жеребцов-производителей и плодовых маток, и хотя их потом отбили у большевиков, но они уже были приведены в полную негодность варварским обращением и голодом. Кроме того, для борьбы с большевиками многие казаки выбрали из табунов своих лошадей и служили на них. Все это сильно разоряло станичное коневодство.
В каждой станице были отведены особые земли для выпаса табунов, из расчета 6 десятин на матку, всего 264 000 десятин. Поставка лошадей в табуны была добровольная без ограничения числа их на пай. Табунщиками служили казаки, и это считалось им за отбывание воинской повинности.
Война показала, что наилучшей лошадью в смысле приспособления к боевой обстановке, легкости и выносливости является донская степная лошадь, и потому признавалось необходимым, чтобы все заботы в коневодском деле были направлены в сторону не только наизаботливейшего сохранения станичных табунов, но и возможно широкого развития коневодного дела.
Перед революцией в 1916 году в станичном коневодстве числилось: жеребцов-производителей – 2209; маток – 34 248; трехлеток – 8926; двухлеток – 15 838; одного года – 19 492; сосунков – 20 334. Итого – 101 047 голов.
Провальский войсковой конный завод пострадал от нашествия большевиков сравнительно мало. На заводе состояло: 32 жеребца коренного основания, 525 маток, приплодок разных возрастов – 33 жеребчика из частных заводов и 59 упряжных, а всего – 1398 лошадей. Кроме того, войсковой завод обогатился приобретением высокоценных лошадей. На пункте Гальти Мора[50] куплено 20 отличных чистокровных лошадей на сумму 98 700 рублей. В Стрелецком государственном заводе взято бесплатно 24 бурлачка, которые предназначались производителями на различные государственные конюшни России. На Беловодских заводах куплено 25 чистокровных лошадей за 34 475 рублей. Все бурлачки, кроме одного, оставленного для завода, распределены по станицам. Из Великокняжеской заводской конюшни даны в станицы 8 бурлачков, которые предназначались на пункты России. На Стрелецком государственном заводе взято бесплатно 192 матки и 10 выдающихся жеребцов-производителей. На Ефремовском пункте взято 2 матки и 53 жеребчика, из них 30 чистопородных орловских рысаков и 23 тяжеловоза – 15 першеронов и 8 арденов. На Лимаревском заводе взято 23 жеребца бесплатно.
В общем, Провальский завод под управлением генерала Бобрикова представлялся в самом лучшем виде, что особенно отрадно отметить, когда вследствие общей разрухи коневодного дела он оставался единственным на всю Россию. Лучшим доказательством этому служит отзыв осматривавшего наш войсковой конный завод английского генерала Пуля, который высказал Донскому атаману генералу от кавалерии П.Н. Краснову дословно следующее: «Я видел много конных заводов в Англии. Они у нас поставлены отлично. Но я нигде не видел такого образцового порядка, как у вас на Провальском заводе. Я могу вас поздравить – вы обладаете богатейшим материалом – настоящей военной лошадью».
