Иван Кожедуб - Верность Отчизне. Ищущий боя
«Юнкерс» исчез из виду. Амелину пришлось возвращаться на аэродром. Обидно было после такого напряженного поединка упустить врага. Впрочем, Леня был уверен, что улетит он недалеко и где-нибудь упадет.
– Я бы ему не дал уйти, да со мной беда случилась. Думал, в овраге себе могилу найду, когда зацепил винтом за край. Пришлось с землей поцеловаться. Машину жаль…
Он даже не договорил от огорчения. Но техники стали его успокаивать, обещая быстро ввести самолет в строй.
…А в это время на КП пришло донесение, что «юнкерс» упал, пролетев восемь километров на бреющем над оврагами. Экипаж взят в плен.
Оказывается, гитлеровцы намеревались доставить в район Орла важные документы о взаимодействии немецких авиационных группировок. Попутно они выполняли разведку.
Мы горячо поздравляли Амелина с победой.КЛЯТВА
В Танеевке мы жили по эскадрильям в землянках, у стоянки своих самолетов. По вечерам однополчане охотно заходили в землянку нашей третьей эскадрильи. Оттуда то и дело раздавался дружный смех. И всем было понятно, что снова придумал какую-нибудь шутку любимец полка – Вася Пантелеев.
Характер у него был веселый, неунывающий, и шутил он беззлобно. Как сейчас вижу его открытое лицо, ямку на подбородке, живые смеющиеся глаза.
Мы его потеряли через несколько дней после встречи Амелина с разведчиком.
В тот памятный день была отремонтирована машина Василия, получившая повреждение в воздушном бою. Пантелееву так хотелось, чтобы она поскорее вошла в строй, что он не дал механику как следует проверить мотор на земле. Не послушав уговоров, решил опробовать самолет в воздухе, поскорее облетать. Во время взлета мотор отказал. Местность не позволила Василию произвести посадку. Самолет упал в овраг и разбился. Да, механик Виктор Иванов настоял бы на своем, не выпустил самолет в воздух.
Всех потрясла гибель Пантелеева. Особенно горевал Кирилл Евстигнеев – они с Василием были закадычными друзьями. Долго мы стояли у могилы Пантелеева, засыпанной полевыми цветами. Уже смеркалось. Тихо переговариваясь, однополчане возвращались на аэродром. Амелин обнял Евстигнеева за плечи и сказал:
– Пойдем, Кирюша! – Потом обернулся ко мне: – А ты?
– Сейчас догоню, – ответил я.
Все ушли. Еще печальнее, еще тяжелее стало у меня на душе. Я думал о погибших друзьях. Вспоминал Солдатенко, Габунию, Пахомова, Гладких, Гавриша, Мубаракшина, Андрианова, Пантелеева… Думал о них неотступно, чувствуя, как нарастает во мне, заслоняя все другое, неукротимая жгучая ненависть к их убийцам – немецко-фашистским захватчикам. Не знаю, долго ли я еще простоял у могилы друга, размышляя о том, сколько горя и мук принесли фашисты нашему народу…
И я решил дать торжественную клятву здесь, на могиле Василия Пантелеева, – клятву отомстить за восемь погибших боевых друзей и сбить восемь вражеских самолетов.
Я достал пистолет и выстрелил восемь раз подряд. И вдруг услышал тревожные голоса: кто-то звал меня. Сбежались товарищи.
– Ты что стреляешь? Что случилось?
Я никому не сказал о своей клятве. Пожалуй, и лучшие друзья могли бы сказать, что сначала надо пройти испытание боем, а потом уж давать клятву.
Объяснить же все то, что я перечувствовал и передумал у могилы Пантелеева, было трудно. И я сказал, что отдал последний долг нашим погибшим товарищам.
Друзья словно угадали мои мысли – кто-то заметил:
– Впереди большие бои. Мы еще отомстим…
На следующий день у нас в полку проводился необычайный разбор. Разговор шел о тяжелом летном происшествии – гибели Василия.
– Это не боевая потеря, а несчастный случай, – говорил командир, – и он должен послужить нам уроком. Именно в авиации надо помнить поговорку: «Семь раз отмерь – один раз отрежь». Семь раз проверь на земле материальную часть. Убедишься, что самолет в полном порядке, тогда уж и проверяй в воздухе.
…В последующие дни мы вылетали на разведку, на прикрытие войск севернее Белгорода, отражали налеты вражеской авиации. Но счета открыть мне не удалось.
Снова перелетаем.
Мы – в Чернянке, на восточном берегу реки Оскол, километров на 80 дальше от линии фронта.
С нового аэродрома вылетаем на прикрытие войск северо-восточнее Белгорода, железнодорожной ветки Старый Оскол – Валуйки. В одном из таких вылетов погиб комэск Александр Христофорович Гомолко.
Он начинал вместе с нами, много раз, хоть и недолго, водил нас в бой, был хорошим командиром, хорошим товарищем. Похоронили мы его в Новом Осколе.
– Сколько потерь!.. Как же воевать будем? – говорили летчики.
Еще чаще стал с нами беседовать парторг Беляев, старался подбодрить, и это ему всегда удавалось.
– Вот прибудет пополнение, начнутся бои – вы за погибших товарищей отомстите, – говорил он. – Голову не вешать! Да и скоро, вероятно, станете офицерами и должны будете еще тщательнее совершенствовать боевую выучку, драться еще искуснее.
И вот наступил день, памятный для летчиков, старшими сержантами зачисленных в полк. Мы выстроились у КП, нам прочли приказ, и Подорожный, поздравив нас, сказал:
– Советский офицер должен быть олицетворением честности, храбрости, беспредельной преданности Родине, Коммунистической партии. Высоко несите это звание!
Многого мне еще недоставало, чтобы стать настоящим офицером Военно-Воздушных Сил, испытанным боевым летчиком, хотя у меня на счету уже было тридцать боевых вылетов. Я это понимал и часто вспоминал слова Солдатенко: «Боевые качества куются постепенно».
ПОДКРЕПЛЕНИЕ ПРИБЫЛО
Командиром нашей третьей эскадрильи был назначен старший лейтенант Федор Семенов.
Он молод, но уже бывалый летчик. На лице и руках комэска – следы ожогов, но не таких сильных, как были у нашего бати. На груди тоже два ордена Боевого Красного Знамени и медаль «За отвагу». Роста он среднего, плечист, походка быстрая. Во всем облике что-то удивительно располагающее, внушающее уважение.
Подорожный представил полку нового командира эскадрильи. Семенов внимательно и доброжелательно оглядел нас; не рисуясь и не скромничая, рассказал о своих боевых делах. Говорил он спокойно, продуманно:
– Воевать мне довелось с самого начала войны. Не раз смерти в глаза смотрел. На счету восемь сбитых вражеских самолетов. Сбивали и меня. Горел. Знаете, как тяжело было в начальный период войны! Приходилось на «И-16» штурмовать вражеские войска – имею около пятидесяти штурмовок.
Мы сразу подметили в комэске те качества, которые так уважали в Солдатенко: твердость, требовательность, товарищескую простоту. А через несколько дней, в середине июня, прибыло и пополнение. Почти все летчики – новички, только что закончили авиаучилище со званием младших лейтенантов. Все они комсомольцы.
