Владимир Романовский - Америка как есть
Это помогло Ленину. Но война против контрреволюционеров, окончившись победой крестян-собственников, оказалось победной именно для частной собственности, и поэтому уступила место еще более яростному конфликту между фанатично коммунистическим правительством и яростно индивидуалистским крестьянином-собственником, которых хотел производить на своем уделе для себя и не понимал, что это такое – работать совместно с другими, да еще делиться с городскими пролетариями, которые казались ему какими-то нелюдями-пришельцами. Предоставленные самим себе, мужики воспроизвели бы капиталистическую цивилизацию в самом американском, самом худшем виде, через десять лет. Поэтому самым неотложным делом победившего коммунистического правительства было – уничтожение мужика. А меж тем мужик, все еще та самая гусыня, кладущая золотые яйца, не мог быть уничтожен на корню – уничтожилась бы вся русская нация вообще. Выход из тупика был очевиден, но дорог и трудоемок. Любой класс можно уничтожить не насилием, но воспитанием его детей в духе, отличном от воспитания родителей. В случае русского крестьянства отец живет в паршивом зверинце, и нет у него хозяина, и добывает он средства к существованию примитивными методами на том клочке земли, на котором трактору было бы не повернутся, даже если бы он его имел, но который принадлежит ему лично. Книга его – Книга Природы, содержащая премудрости, доступные тем, кто может ее прочесть. Но сам он не может ее прочесть, и по всем культурным признакам он невежда, хоть и знает вещи, о которых профессура университета даже не догадывается. Он брутален из-за чрезмерной физической работы. Его свобода от контроля цивилизации оставляет его беззащитным от тирании Природы – настолько, что его детям хорошо видно, что хорошо организованные люди на соседней коллективной ферме, где тысячи акров обрабатываются дюжинами тракторов, и никто не может поставить ногу на один из акров или положить руку на один из тракторов и сказать «Это мое, что хочу, то с этим и делаю» – лучше накормлены, лучше устроены в жилищном плане, больше отдыхают, и гораздо более свободны, чем их отец.
Конец цитаты.
Глава десятая. Начало странного десятилетия
Тридцатые годы двадцатого века не поддаются осмыслению, не определяются, не складываются в единую картину. Правда, и раньше, и впоследствии, дичайшая глупость сочеталась в мире с мудростью, жестокость с милосердием, пошлость с шедеврами, и так далее. Но сочетания эти были как-то, не знаю, проще, что ли.
Русский певец-бас Федор Шаляпин, красивого телосложения, которым он любил хвастать со сцены (посему, например, любил петь партию Мефистофеля именно в опере Бойто, отчетливо вагнеристской, но без вагнеровского блеска и величия, пра-веристкой, поскольку там нужно ему было быть по пояс голому … «Спешите в Мариинку!» кричали мальчики-продавцы билетов, «там Шаляпин в чем мать родила!»), вполне покладистого характера, посмотрев, что к чему в Советской России, уехал из нее и стал колесить по миру, то концертируя, то принимая участие в оперных постановках, пользуясь прочной репутацией.
(Успев сказать много остроумного, и некоторые высказывания помнятся до сих пор. Например, когда его спросили, как он относится к переименованию Невского Проспекта в Проспект 25-ого Октября, он согласился, что это прекрасная идея и добавил, что неплохо бы также было бы переименовать произведения Александра Пушкина в произведения Демьяна Бедного).
Федор Шаляпин, певец
Голос у Шаляпина был не очень сильный, но несказанно красивого тембра. К тембру прибавились со временем невиданные актерские данные. На репетициях Шаляпин, когда дирижер не мог придержать оркестр достаточно, чтобы не заглушать певца, кидался в дирижера стулом. Затем голос у Шаляпина стал сходить на нет, и вторая половина его карьеры интересна именно его усилиями скрыть этот грустный факт. Шаляпин играл голосом, лицом, телом, изощрялся. Ноты, которые он уже не мог брать в полную силу, он приглушал таким образом, чтобы они казались частью его актерской интерпретации. Ноты, которые он мог брать легко, особенно в средних регистрах, он усиливал и вытягивал, чтобы показать, что голос у него все еще мощный. И так далее. И очень любил деньги – такая у него была слабость – а также драгоценности. «Люблю камешки», говорил Шаляпин.
Был он щедр, раздавал на благотворительные цели тысячи долларов.
И, хитрый русский мужик, с лукавинкой во взгляде водянисто-голубых глаз, придерживая франтоватый блондинистый кок надо лбом, вложил свои средства в акции. Акции, которые он себе выбирал, стремительно росли, и доходы от акций вскоре превысили доходы от выступлений. Шаляпин намеревался вскоре отойти от оперно-концертных дел. К несчастью именно в этот момент настал 1929-й год, и все акции Шаляпина превратились в ничто.
Певец, посчитав оставшееся, понял, что он не то, чтобы нищий, но около. Пришлось начинать все сначала.
Он стал раздражаться, огрызаться, чудить. Какой-то нью-йоркский миллионер пригласил его к себе на вечеринку в качестве исполнителя, и Шаляпин запросил у него десять тысяч. На вопрос, почему так много, Шаляпин ответил, «Бесплатно только птички поют». И был при этом безусловно прав, но перемена в характере была налицо.
При всем при этом, когда кто-то (кажется, композитор Сергей Прокофьев, бывавший в России («Большевизии», как он ее называл) наездами, и собиравшийся там остаться, позвал Шаляпина с собой, Шаляпин ответил мрачно и твердо, «Я к этой сволочи не поеду». (Прокофьев отмечает в своем дневнике, что в лучшем отеле Москвы нет водопровода и вода для умывания стоит в кувшинах. Также, женатый на испанской певице Лине Ллубера, Прокофьев переезжает в Советский Союз в тридцатые годы. Вскоре у него возникает роман с двадцатипятилетней Мирой Мендельсон. Через семь лет после начала этого романа (Мира стала его женой впоследствии) испанскую певицу арестовывают за шпионаж (она пыталась переправить родным в Испании какие-то деньги через посольство) и отправляют в лагеря. Из лагерей она выходит после смерти Сталина. Живет в России, рассказывая друзьям (с восторгом) о Париже. Уже в восьмидесятых годах (кажется) выбирается за границу и живет неплохо благодаря денежным поступлениям, которые ей полагаются, как вдове Прокофьева при исполнении его музыки. Умирает в 1989-м году. Сам Прокофьев, мыкаясь в России, написав «Кантату к 20-летию Октября», знаменитую Седьмую Симфонию, и еще кое-что, умирает в один день со Сталиным).
