Джон Робисон - Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера
Следующим в иерархии значился еще один вице-президент, отставной моряк, по прозвищу Фрукт. Такую кличку ему придумали Боб и Брэд, мои коллеги-инженеры. Фрукт любил говаривать: «Вам, задницам таким, не хватает настоящей армейской дисциплины!» Эта фраза вполне определяет его отношение ко мне и прочим подчиненным.
Дальше в пищевой цепочке следовал Пол, управляющий группой. Пол верил, что должен нам улыбаться и быть с нами любезным, и поэтому он все время старательно скалился. Фрукт действовал кнутом, а Пол – пряником. Я ему не доверял. Я не очень хорошо разбирался в мимике других людей, но теоретически знал: люди обычно улыбаются, когда им хорошо и они довольны. Но мне-то не всегда хорошо и я не всегда доволен. Большую часть времени я вообще несчастен. И я не улыбаюсь постоянно, с утра до ночи. А с лица Пола не сходит широкая улыбка. Он-то почему улыбается? На наркотиках, что ли? Не похоже. Нет, с ним что-то не так.
Ну и, наконец, в самом низу пирамиды были мы, рядовые инженеры. Чуть ли не в первый день я познакомился с Бобом Джеффи, – он работал в проектировочном отделе, через вестибюль от меня. Боб представлял собой классического «очкарика»-умника: высокий, тощий, лысеющий. Носил белый халат, а из нагрудного кармашка у него торчали три шариковых ручки и отвертка. Я быстро обнаружил, что Боб взирает на мир с юмором и во всем видит повод для шуток. Может, в свое время я и был записным шутом в классе, но главным скоморохом в компании точно был Боб.
– Я слышал, ты работаешь на Уродца?
У Боба для каждого находилось прозвище: Фрукт, мистер Чипс, Громила, Хобот. А еще Земля-Ветер-Огонь.
Я улыбнулся. Да, кличка «Уродец» подходила Клаусу как нельзя лучше. Но я благодаря ему усвоил много полезного. И Уродцем я его никогда не называл, если только наедине с Бобом.
Наша группа создавала первые говорящие игрушки, и Клаус поручил мне аналогово-цифровой конвертер, который сам разрабатывал. Конвертер предполагалось использовать в лаборатории, чтобы изучать голоса и звуки. Задача была как раз по мне. На новом месте коллеги с самого начала по достоинству оценили мои изобретения и то, как они работают. Так что дела мои шли в гору и акции поднимались.
Пока я не поступил на эту работу, то волновался, каково мне придется на новом месте. Но мои страхи не подтвердились. Я чувствовал себя как рыба в воде. Никто над душой не стоял, гонку и нервотрепку не устраивал, не то что раньше, у рокеров, – от них я то и дело слышал: «Старик, пошевеливайся! Эта примочка нужна нам срочно, кровь из носу!» В «R&D group», судя по всему, готовы были платить за то, чтобы я разрабатывал свои проекты в том темпе, который мне удобен, да еще за личным рабочим столом. Просто неправдоподобно повезло!
Рабочая обстановка мне тоже нравилась. У рокеров я работал в прокуренном помещении, где было сине от дыма и воняло потом. Здесь, на новой работе, в кабинете дышалось легко. Отопление работало. Никто, насколько я мог видеть, не бродил вокруг вооруженный, в подъезде не вырубались пьяные, а раковины в туалете никто не путал с писсуарами. На стоянке не разгуливали торговцы наркотиками или проститутки, и можно было спокойно пройти к машине – никто не приставал.
Я понял, что мои коллеги даже не представляют себе, как сказочно им свезло с работой. Они принимали все эти блага как нечто само собой разумеющееся. После первой недели работы в «R&D group» я твердо решил, что к жизни на дне больше не вернусь.
Через год я уже отвечал за собственные проекты. Похоже, мне наконец-то удалось пробиться в нормальный мир. Я думал: «Если вести себя осмотрительно, никто и никогда не узнает о моем прошлом».
Глава 19
В кругу инженеров
Теперь, обзаведясь настоящей работой, я решил, что пора уже вести себя по-взрослому. В конце концов, мне почти двадцать три года. Я – инженер-конструктор в солидной компании. У меня своя лаборатория, и оборудование там первоклассное, даже лучше университетского.
Впервые в жизни я каждый день с утра облачался в рубашку с галстуком. И даже почти не опаздывал на работу.
А на работе тем временем происходило нечто странное: я был вынужден ежеутренне заходить на территорию фирмы через заводской пропускной пункт. Причина была в том, что отдел электроники стремительно разрастался, а места для него не хватало. Позже компания в конечном итоге пристроила для нас к старому зданию удобное новое крыло, но тогда оно еще было недостроено. А пока мне выправили пропуск с фотографией, в котором значилось, что я из руководящего отдела, и я каждый день входил на работу вместе с фабричными – полутора тысячами литейщиков и печатников. По крайней мере, сотрудникам из нашего отдела не приходилось выстаивать общую очередь и пробивать табельную карточку минута в минуту.
Сам не знаю, чего я ожидал от постоянной работы, но уж точно не того, что буду ходить по заводскому помещению, между машинами, изготавливающими пластиковые отливки. И что придется отскакивать всякий раз, как машина высотой с двухэтажный дом решит плюнуть в меня полусотней фунтов расплавленной пластмассы и забрызгать мои новенькие мокасины фирмы «Баллей» комочками пластика.
Я собирал комочки поменьше – те, которые тянули фунтов на пять-десять, и раскладывал их у себя на заднем дворе, будто навозные лепешки, оставленные какой-то диковинной коровой, вспоенной химикалиями. По всему двору лежали желтые, красные, синие, а то и разноцветные лепешки. Гости посматривали на них, но не отваживались спрашивать, что это такое.
– Скоро вы выберетесь с завода, – обещал Пол, наш начальник. Фрукта и остальных старших по чину уже переселили в новое здание, выстроенное для дирекции. Но пока его не достроили окончательно, мы, младшие сотрудники, все еще ютились в здании завода. Наша лаборатория, ко всему прочему, располагалась как раз этажом выше плавильного цеха, в душном раскаленном помещении, на бывшем фабричном чердаке.
А теперь представьте себе обстановочку: семнадцать инженеров, секретарь, менеджер и практикант набились на душный чердачный этаж, и все лихорадочно работают. Летом мы работали будто в печке: снизу, из цеха, шел жар от разогретых машин, а сверху солнце яростно накаляло черную гудроновую крышу. В тот август на белизне симпатичного натяжного потолка проступили черные пятна: это с крыши просачивался расплавленный гудрон. Я сбежал в другую лабораторию, к нашим технологам, – им посчастливилось занимать помещение попрохладнее.
За технологов отвечал Вито, а я как инженер-управленец отвечал за Вито. Ну, в некоторой степени. Вито был неуправляем. Но сработались мы неплохо. Вито, словно хороший сержант в армии, показывал нам разные закулисные тонкости и хитрости. Например, он объяснил нам, как изящно и весело избавиться от надоедливого продавца-коммивояжера.
