Николай Горностаев - Мы воевали на Ли-2
Иду вдоль стоянок. Луч фонаря скользит по двигателям — нет ли где подтеков масла или горючего, по крыльям, элеронам, стабилизаторам. Выхватывает из темноты то механика Н. В. Титова, стоящего на крыле с заправочным пистолетом, то моториста Г. В Ляпунова, очищающего иней с хвостового оперения, то техника В. В. Сидорова, который вместе с И. И. Ковалевым заканчивает проверку спецоборудования.
Подъехал на «виллисе» Б. П. Осипчук. Поздоровался с экипажами, с техниками, мотористами. Выслушал доклады командиров кораблей. Зеленая ракета над КП с шипением чертит дугу. Пора! Взревели двигатели. Серебристые в лучах прожекторов Ли-2 гонят вихри снега, разбегаются и исчезают в темноте. Ушли.
— Пойдем домой, — выныривает из темноты Милюков — Ты ужинал сегодня?
— Не ужинал. Забыл.
— Я тоже не ужинал. На повара обиделся.
— За что? — удивился я.
— Обругал его вчера, что чай несладкий, а он обвинил меня в том, что сахар размешиваю не в ту сторону…
В нашу землянку набивается столько людей, что «люстра» — светильник из гильзы снаряда — начинает немилосердно коптить и мигать. Кто-то сушит сапоги у печки, начинаются воспоминания, разговоры, рассказы, на авиажаргоне очень точно названные «пилотированием».
Но вот то один, то другой все чаще поглядывает на часы, разговоры понемногу стихают. Начинают тянуться к курткам, шапкам, рукавицам… Иду и я к стоянкам самолетов. Машины одна за другой заходят на посадку. Одна, две, три, четыре… Все! Напряжение спадает.
За 50 минут на цель сброшено 56 фугасных бомб, 175 мелких осколочных, 120 зажигательных, отмечено 6 крупных пожаров, на складах — взрывы зеленого цвета.
— Отличное начало в новом году, — подвел итог Осипчук. — Если так работать будем, победу долго ждать не заставим.
Да, мы рвемся к ней всей душой, всем сердцем. Каждый самолето-вылет — шаг к победе, каждая бомба, легшая в цель, — еще один шаг. В январе, феврале, марте полк наращивал мощность ударов по самым разным объектам Восточной Пруссии. Бомбим Кенигсберг, отлично укрепленный, неприступный оборонительный пункт врага. Совершаем налеты на Данциг, Гдыню. С 20 марта фашистское командование начало эвакуацию своих войск через порт Пиллау. Бомбим корабли, подходы к порту. Меньше чем за три месяца на головы фашистов только в районе Кенигсберга полк сбросил 430 бомб весом в 250 и 500 килограммов, не считая более мелких.
С приходом весны все явственнее ощущается близость победы. Жадно ловим сводки с других фронтов. Свежий теплый ветер уничтожает последние бастионы зимы. Солнце все чаще прорывается сквозь месиво туч, небо набухает густой весенней синевой.
Аэродром раскис. На ВПП весело блестят лужи. К вечеру подмораживает, затягивает их коркой льда, который ночью крепнет, набирает силу. Самолеты, взлетающие последними, вздымают фонтаны снежно-ледяных, перемешанных с грязью брызг. Куски льда, сорванные воздушными потоками, бьют по хвостовому оперению, оставляют вмятины на стабилизаторе, обшивке рулей, секут лопасти винтов, добавляя нам забот. Работаем круглосуточно. Усталости нет, она превратилась в тупую ноющую боль во всем теле. Мы держимся. Металл не выдерживает. Ли-2 лейтенанта В. Т. Шевчука из 3-й эскадрильи вынужден вернуться домой, сбросив бомбы на «невзрыве». Из-за разрушения втулки главного шатуна вышел из строя двигатель. Около двадцати часов ушло на замену силовой установки.
19 марта в составе экипажа А. В. Сорокина под вечер вылетаю на разведку. Солнце клонится к западу, золотит редкие облачка.
— Подходим к порту Пиллау, — прозвучал по СПУ голос штурмана В. К. Буховца. И вдруг изумленное:
— Глядите, беженцы…
Серой лентой лился в порт поток: телеги, женщины, скот, дети… Они спешили. И мне вспомнился сорок первый год, полоснул болью.
Когда закончился полет, в разговоре вернулись к тому, что видели, — к судьбе людей, которых война сгоняет с насиженных мест, заставляет уходить неведомо куда в поисках тихого, безопасного места. Кто-то бросил:
— Что их жалеть? Фашисты наших жен, детей жалели?!
Тишина висит над аэродромом, лишь звенит в овражке ручей. Мы молчим. Вопрос непростой, он мучит всех. У каждого своя ненависть, свое горе, принесенное в жизнь войной, фашистами. Я вспомнил слезы жены, когда она рассказывала, как пьяный немецкий офицер, поселившийся в хате, гонялся по всему огороду за моей маленькой дочерью, хотел застрелить… Но почему-то думал не о нем — зверь он и есть зверь, — а о дочери. О том, что она пережила в те минуты… Смогу ли я не то что застрелить — напугать ребенка? Нет, не смогу!.. Молчание нарушил Милюков:
— С бабами да ребятишками мы воевать не будем. Фашистов давить надо до последнего, а с детьми — шалишь… Им фашизм, кроме горя, тоже ничего не дал. Освободим их, вырастут, новую жизнь строить будут.
— Хорошо мыслишь, Василий Милюков, — поддержал его заместитель командира полка по политчасти подполковник А. Г. Павлов. Он подошел, когда разгорелся спор. — Негоже советскому человеку на один аршин себя с гитлеровцем мерить. Да и не сможем мы руку на детей, на женщин поднять. Не так воспитаны. А ненависть у нас не против народа немецкого — против фашизма. Об этом надо помнить и не ошибаться в своих размышлениях. Время сейчас такое, что события разворачиваются быстро, чреваты многими смертями. О ценности человеческой жизни надо помнить всем и всегда. А сейчас уже и победа рядом…
Да, она рядом. Мы чувствуем ее дыхание. В воздухе меньше стало вражеских истребителей. Но фашисты сопротивляются с отчаянностью обреченных. А мы изо всех сил торопимся к победе.
Талые воды затапливают землянки, всплывают скромные пожитки мотористов и техников. За самолетными стоянками разлилось большое озеро. Так же, как дома, у моей деревни Лыково, летают крикливые чибисы. Мысли о доме приходят тем чаще, чем дальше уходит от него война.
В начале апреля и полк должен двинуться за ней. Фронт далеко впереди. Получен приказ о перебазировании на полевой аэродром около села Кренги на правобережье Буга, в полусотне километров от Варшавы. Непростое это дело — перелет полка. Особенно теперь, когда он на две трети состоит из новичков. Большинство тех, кто добывал ему славу гвардейского, или ушли с повышением в другие части, или погибли. С грустью перебираю фамилии, имена ребят, с чьей смертью не может смириться ни память, ни сердце. Только в боях на Ленинградском и Белорусском фронтах пали смертью храбрых двенадцать моих товарищей, перешедших из наземной авиационно-технической службы в бортмеханики.
Погиб в экипаже В. К. Егорова Вася Соколов, неторопливый, основательный в деле парень. Был мотористом, механиком. Его трудолюбие и знание Ли-2 оценили, доверили работу в небе. Комсомолец с сорокового года, он успел совершить 85 боевых вылетов. После бомбежки карательных войск, брошенных против партизан Сураж-Витебского соединения, Ли-2 был сбит истребителем.
