Альфред Штекли - Томас Мюнцер
Он видел свою миссию не в том, чтобы где-то создать отряд, а где-то повести за собой толпу и сжечь монастырь. Мюнцер хотел, чтобы весь народ проникся мыслью, что его право, его высший долг — свергнуть тиранов.
Пусть это великое, святое дело воодушевит крестьян, сплотит их, наполнит сердца отвагой и непримиримостью к врагам!
В Гриссен к Мюнцеру приходили люди с разных сторон; ученики и последователи, которые всюду распространяли его учение, гонцы из Тюрингии, подмастерья из соседних городов. Здесь его разыскали и цюрихские анабаптисты, ранее обращавшиеся к нему с письмами. Даже сейчас, когда все грознее разыгрывалась буря, они по-прежнему с жаром говорили о вторичном крещении. Почему брат Томас утверждает, что и взрослого нет необходимости крестить? Но еще больше волновал их другой вопрос. Мюнцер проповедует, будто против князей надо пускать в ход кулаки. Теперь он видит, к чему ведут такие мысли. Он должен от них отказаться. Истинный христианин не должен хвататься за меч. Библия его единственная защита!
Томас резок и непреклонен. Все это он уже слышал! В том же духе поучал его и Карлштадт, как сражаться по-христиански и защищать себя бронею веры. Он был храбр, пока надо было ломать перья, а когда пришло время браться за пики, он спрятался в кусты. Брат Андреас начал с. дружеских предостережений, а кончил чем? Велел напечатать «Ответ орламюндцев»: пусть, мол, все видят, что он не из шайки заговорщиков! — а потом в Иене, когда виттенбергский папа назвал его вкупе со злодеем Мюнцером, он, благородно возмущаясь, оправдывался и потрясал этим письмом. Может быть, в Цюрихе, вотчине Цвингли, анабаптисты слывут за людей крайних взглядов и ими пугают младенцев. Но ему, Мюнцеру, ясно, чего они стоят. Им действительно следует обратиться к брату Андреасу. С ним они легче найдут общий язык, а там, смотришь, вместе и угодят, нахлебавшись мартиновой похлебки, в дерьмо смирения.
После этой встречи среди перекрещенцев еще явственней обнаружился раскол. Сторонники христианского непротивления спешили отмежеваться от мятежных подстрекателей. Зато те, кто думал о настоящих переменах, самоотверженно помогали Мюнцеру. Их можно было встретить повсюду — пылких проповедников в широких поярковых шляпах и грубом платье. К ним, аскетически суровым и строгим, народ относился с большим уважением. Их слушали очень внимательно и им верили. Вот, наконец, появились люди, возвестившие подлинное Евангелие! А как ловко надували нас прежние попы — всех их, этих жуликов, надо бить смертным боем!
В Брегской долине волнения с первых же дней приобрели особенно грозную окраску. В то время, как повсюду еще составлялись различные жалобы и в надежде на успех переговоров обсуждались наметки возможных соглашений, выдвигались очередные пожелания и просьбы, здесь все было иначе, Брегтальцы не хотели ни грошовых уступок, ни мелких перемен. Они не верили ни князьям, ни их слугам. Хватит морочить народу голову! Мужики знают, что им полагается по божьему праву. Вообще все повинности должны быть отменены! Но этого не дождешься от господ. Поэтому надо браться за дело и, сговорившись с крестьянами других земель, поднимать общий бунт.
Среди главных зачинщиков, которые проповедовали, что божье право можно осуществить только силой, и собирали брегтальцев в отряд, один был из Гриссена.
Растерянность царила в господском лагере. Политика проволочек, лицемерных обещаний, уговоров, местных соглашений, политика, которая дала бы время, собрать силы для вооруженного подавления смуты, оказалась на краю пропасти. Усилия толпы хитрецов — расторопных юристов, деревенских старост, приходских священников, лукавых толкователей божьего права, уважаемых бюргеров, выдающих себя за защитников крестьян, — были тщетными. Сопротивление их попыткам расколоть крестьян росло с каждой неделей. Деревни, было уже согласившиеся довольствоваться самыми скромными послаблениями, вдруг отказывались от всяких полюбовных сделок и заявляли, что будут добиваться полной отмены повинностей. Особенно упорствовали брегтальцы. Только победа над тиранами принесет свободу! Они посылали своих людей в соседние села, предлагали союз, советовали гнать прочь всех миротворцев и запасаться оружием. Настойчиво хотели они связаться с другими отрядами.
Подобные действия таили в себе великую опасность для господ. Медлить было нельзя. Теперь уже не приходилось думать об осторожности — надо было отменно покарать брегтальцев. Города устами своих магистратов, напуганных столь злодейским неповиновением, пообещали поддержать рыцарскую конницу пехотой из наемников. 13 декабря под Донауэшингеном отряд брегтальцев подвергся внезапному нападению. Что значили двести крестьян против тяжеловооруженных всадников и опытных ландскнехтов?
На крестьянах не было ни кольчуг, ни лат. Их кололи, рубили и резали без всякой пощады.
О расправе было объявлено широко и повсеместно. Господа хотели устрашить строптивых. Образумьтесь, вас ждет такая же участь, если вы не прекратите своих сборищ и будете требовать большего, чем вам обещают! Но в деревнях весть о кровавой расправе вызвала другой отклик, чем думали господа. Глашатай или староста читали воззвание, где говорилось, что брегтальцы, подбивая собратьев на всеобщее возмущение и отказываясь решать спор мирным путем, действовали не по закону и были за то наказаны.
Их перебивали гневные возгласы. Пусть они оставят при себе все эти детские сказки! Если кто и действовал незаконно, то это господа, которые умертвили кучу народа только за его стремление к справедливости! Выходит, что на самом деле правы люди, призывающие не верить господам и добиваться своего силой!
Те из брегтальцев, кто остался в живых после резни под Донауэшингеном, еще упорней продолжали борьбу. Изловить их было очень трудно: их прятали, им помогали, их слушали.
Идеи народной реформации проникали в сознание крестьян. «Статейное письмо», учение Мюнцера о перевороте и его толкование божьего права находили сторонников не только в Клеттгау, но и в других землях. Стихийные бунты все больше превращались в осмысленное целенаправленное движение.
Его дожидался гонец из Нюрнберга. Мюнцер обрадовался: сейчас он развяжет ворот рубашки и вытащит «Защитительную речь»! Нет. Добрые вести были только от Гута: он в разных городах Франконии успешно создавал «Союзы избранных». В Нюрнберге ничего хорошего не было. После ухода Мюнцера из города магистрат не успокоился и долго занимался выискиванием, что еще он сотворил. Соглядатаям было много работы. Разнюхали они и о «Защитительной речи». Хельцель посажен в тюрьму, рукопись и бывшие в наличии экземпляры отобраны. Но это еще не все. Ганс Денк и трое самых способных учеников Дюрера — Пенц и братья Бегам — предстали перед судом. Этот процесс так и называют — «Процесс безбожных художников». Их обвиняют в ереси и бунтарстве. Они держатся очень дерзко. Бартель Бегам заявил на суде, что не знает никакого Христа, а все, что слышал о нем, — лишь сказки. Когда его и Пенца стали корить, что они не признают никаких властей, они ответили словами Мюнцера: «Только один господь может быть над народом!»
