Андре Моруа - Жизнь Александра Флеминга
В 1943 году заводы наладили производство пенициллина, и довольно большое количество этого препарата смогло быть поставлено армии. Генерал-майор Пуль директор Отдела патологии при военном министерстве послал двух специалистов в Северную Африку. Они прибыли в Алжир в мае 1943 года, как раз после победы союзников у мыса Бон, и сразу же приступили к лечению раненых пенициллином. Раны, полученные во время этой кампании, были особенно тяжелыми. Мухи в Тунисе причиняли не меньше зла, чем противник. Их полчища невозможно было уничтожить даже при помощи ДДТ; они заражали раны микробами, откладывали в них яйца, превращавшиеся в личинки. Чтобы обрабатывать такие раны, требовался пенициллин в огромных количествах.
Вскоре в Алжир приехал Флори. У него был большой опыт, и он смог дать хирургам полезные советы. Первые же результаты произвели на врачей такое сильное впечатление, что приходилось опасаться, как бы они не принялись лечить пенициллином всех раненых и все болезни. Флори беспрестанно повторял, что пенициллин – не панацея от всех бед. Одни микробы чувствительны к нему, другие – нет. В каждом случае прежде всего необходимо получить культуру микроба, которым заражен больной, и исследовать, чувствителен ли данный микроб к пенициллину. При положительном ответе можно вводить пенициллин и накладывать швы. Хирургам необходимо пересмотреть свои знания и старые методы. Большинство их отнеслись к новому способу лечения без предвзятости и приняли его, но некоторые оказали сопротивление. Бывает, что в ранах остается гной, возражали они. В самом деле, пенициллин не убивал гноеродные бациллы, но зато фагоциты, избавившись от других микробов, могли справиться с этим последним врагом.
Небольшое количество пенициллина отпускалось также рабочим военных заводов. Доктор Этель Флори и ее коллеги из Бирмингемской больницы скорой помощи доказали, что пенициллиновые повязки очень эффективны при открытых травмах рук, которые так распространены среди заводских рабочих. Пенициллин давал поразительные результаты при лечении гонореи, которую он ликвидировал в течение двенадцати часов. Госпитали были заполнены венерическими больными, и в армии это свойство препарата имело весьма важное значение.
Внезапно Слава, эта богиня, чьи порывы никогда нельзя предвидеть, обрушилась на молчаливого шотландца. Его захлестнул все увеличивающийся поток писем. Телефон звонил с утра до вечера. С Флемингом хотели поговорить министры, генералы, журналисты всех стран мира. Неожиданная слава немного удивляла Флеминга, порой забавляла, хотя и доставляла ему удовольствие, в то же время он постоянно напоминал о вкладе Флори и Чэйна.
Этот столь оригинальный и скромный человек стал любимцем журналистов и широкой публики. Вся история пенициллина носила несколько романтический характер. Спора, которая влетела в окно и осела на культуру; открытие, о котором вспомнили в самый разгар войны, когда оно стало еще ценнее; чудесные сообщения, поступавшие из армии. Все благоприятствовало рождению легенды, в которой, кстати, почти все было правдой. На Флеминга дождем посыпались почести. В 1943 году он был избран членом Королевского общества, самого старого и уважаемого научного общества Великобритании. Оно было образовано в 1660 году из оксфордской «незримой коллегии», в которой собирались философы. Ньютон был президентом общества с 1703 по 1727 год. Райт был его членом. Для ученого стать членом этого общества означало удостоиться самой большой чести, которую могли ему оказать его коллеги.
В ознаменование этого события друзья Флеминга из Сент-Мэри – профессора, и студенты, подарили ему серебряное блюдо, ювелирное произведение искусства XVIII века. Хендфилд Джонс, один из крупнейших хирургов больницы, произнес речь в присутствии сэра Алмрота Райта. «Не существует другого члена нашего сообщества, которого мы ценили бы больше, чем профессора Флеминга. Он всегда был проникнут духом этого дома, не отделял себя от нас; он иногда даже сходит со своего высокого пьедестала и выпивает кружку пива в „Фаунтене“.
Флеминг в ответ сказал: «На мою долю выпадали небольшие удачи, которые доставляли мне радость, но я должен честно признаться, что сегодня самый знаменательный день моей жизни, потому что вы, мой учитель, вы, мои современники и студенты, собрались здесь, чтобы оказать мне почести». Он признался, что ему очень трудно связно говорить, когда он так взволнован. «Я мог бы вам много рассказать о стафилококках, о спирохетах и даже о пенициллине, но речь идет обо мне, а это совсем другое дело...»
Действительно, он весь день с ужасом думал, что ему предстоит отвечать красноречивому Хендфилду Джонсу. Обедая с доктором Мак-Леодом, он поделился с ним своими страхами, а доктор Мак-Леод напомнил ему две строчки их соотечественника Роберта Бёрнса, выражавшие скромность, подобающую при таких обстоятельствах, строчки, которые могли служить заключительной частью речи.
Эти стихи очень понравились Флемингу, и он решил их процитировать и сказать: «Что мы действительно знаем о себе? Я – шотландец из Эршира. Сто пятьдесят лет назад великий уроженец Эршира Роберт Бёрнс написал:
Ах, если б у себя могли мы
Увидеть все, что ближним зримо...35
Если другие меня видят таким, каким меня только что описал Хендфилд Джонс, значит, я очень недооценивал себя, но шотландское воспитание, полученное мною, привило мне осторожность, и я очень хорошо знаю, что лесть в подобных случаях, как и в некрологе, вполне допустима».
Но, выступая, он, растерявшись, сказал: «Когда-то здесь, в Сент-Мэри, нас было трое студентов. Теперь все трое стали членами Королевского общества. Разве тогда могли вы предполагать, что подобная вещь будет возможна? Бёрнс писал:
Ах, если б у себя могли мы
Увидеть все, что ближним зримо...»
В таком контексте стихи Бёрнса приобрели смысл, обратный тому, который видел в них Мак-Леод, и эти строчки звучали отнюдь не скромно, а крайне гордо. Однако каждый мог впервые прочесть на лице Флеминга глубокое волнение, и это нечаянное искажение смысла стихов было встречено благожелательным смехом.
Александр Флеминг – Рональду Трего
Вся больница была в сборе, мне преподнесли очень красивое серебряное блюдо. Это было мило. Но гораздо менее приятно было сидеть на сцене и произносить речь. Надеюсь, что я не был смешон; ведь в таких вещах я мало искушен... Газеты продолжают заниматься пенициллином. Я получил из Америки просьбу прислать автографы и поздравительный адрес от муниципального совета Дарвела, городка, где я родился. Судья (он же мэр) услышал о пенициллине в Каире. В следующий четверг в восемь часов я должен выступить по радио для шведов. Здесь все как обычно. Мы продолжаем, вот и все.
