Михаил Пришвин - Незабудки
Противоречия такие, что одно исключает другое, встречаются постоянно и в человеческом обществе, и в природе: они указывают яснее ясного на то, что ни у людей, ни в природе нет правды, а что она делается всеми существами в мире с надеждой на будущий какой-то хороший конец…
* * *Мне кажется, что если принципы нашего времени свести в единство, то желанный свет нашего времени – это радость матери в первый момент после освобождения от мук рождения, как будто свет только сейчас и начинается. Это и есть жизнерадостность.
Я думаю, что вот такого рода жизнерадостность и есть основная черта нашего русского народа: радость рождения, и очень может быть, что эта жизнерадостность внутренняя народа стоит к его страданьям в том же отношении, как радость матери к перенесенным мукам.
А ребенок, рождаясь, тоже кричит, и смолкает, только встречаясь с грудью матери.
Мы знаем, что чувствует рождающая мать, но мы ничего не можем знать, что чувствует рождаемый.
Итак, коммунисты – это акушеры, призванные к операции при тяжелых родах. Россия – это мать рождающая, а я – «рождаемое…» Что это, символ? Да! Но это не символ «символического искусства», а символ веры русского человека.
Сущность материнства – это концентрация материи в себе: все «на пользу».
На этом зиждется мораль коммунизма, вернее, мораль рождения, возникновения. Материализм есть дело твоего отношения ко всему телу человечества, как к своему собственному.
Человек, умирая, какое-то слово сказал. И умер человек, и то слово его было услышано. И с этим словом стал жить другой человек из года в год, вспоминая его и к смыслу его прибавляя свой новый смысл.
И когда состарился этот человек, то, умирая, сказал это слово, полное смысла, и третий человек услышал это слово и стал жить по этому слову, наполняя его новым смыслом.
Вот и я пришел к этому слову и начал жить им, как будто только родился с ним. Слова этого я не назову, пока не наполню его своим смыслом.
Правда – это общая совесть людей, а вымысел – это за что я стою, это новое, небывалое.
Вы думаете о правде, как о неподвижной скале или как о корове молочной? Живая правда живет и пробивает, как все живое, себе путь, как весенний зеленый росток среди хлама.
Дон-Кихот вбил себе правду в голову, как гвоздь, а правда, как зеленый росток среди весеннего хлама: страшно смотреть, какая борьба! А пройдет время, и все станет зеленым: правда победит, и наступит век правды.
Слово правды делается всеми человеческими и нечеловеческими правдами и неправдами, а не тобой одним.
В детстве нам называли лучших людей умными. И когда, бывало, скажут о ком-нибудь «умный», мы такого человека уважаем… Но если бы среди великих имен: Канта, Спинозы, Дарвина или еще кого-нибудь, стали искать «умного» человека в нашем детском понимании, то и среди великих ученых «умного» мы, может быть, и не нашли б.
Понимаем теперь, что в наше время умным человеком назывался человек, обращенный сердечным вниманием к другому человеку. И это не просто добрый, а как бы умеющий делать добро, и не просто добродушный, а знающий, в какие именно руки направить добро.
Нечего, нечего загадывать, выкладывать кирпичные домики будущего, будущее само о себе позаботится. Надо чувствовать и ловить в себе прафеномен нашей русской нравственной жизни, и я думаю, что его можно назвать: это друг, в этом все. Только друг! И тем самым определяется и недруг.
Друг наш придет не за страх о своем роду-племени, а по решению нашей совести, не за страх придет, а за совесть.
Читаю взасос Маяковского. Считаю, что поэзия – не главное в его поэмах. Главное то, о чем я пишу каждый день, чтобы день пришпилить к бумаге. Потомки, может быть, и будут ругаться, но дело сделано – день пришпилен.
И это пришитое есть правда, которой, оказалось, служил Маяковский.
* * *Бессильный человек ничего не может сказать о правде и чувствует ее где-то очень далеко от себя: «А ведь есть же где-то правда на свете!»
Правда приближается к человеку в чувстве силы и является в момент решения бороться: бороться за правду, стоять за правду. Не всякая сила стоит за правду, но всегда правда о себе докладывает силой.
Слово не рождается, а образуется в деле из маленьких слов: подай, помоги, передай!
И так, образуясь, слово венчает в конце всякое дело, полезное для рода человеческого, и открывает нам смысл вещей, из-за чего на свете все делается.
Правда истинная – а разве есть еще какая-нибудь правда? А как же! Вот гуси на перелете летят, одни машут крыльями, а другие дают направление: «га-га».
Вот это «га-га» у гусей и есть их правда гусиная. А у человека своя правда, единственная правда, истинная: летит вперед и путь нам указывает человеческий.
Ты думаешь, правда складывается и лежит кладом, кто нашел клад – богат и перешагнул? Нет! Истинная правда не лежит, а летит.
Не рыба мне нужна, а сама мысль и чувство, которые сопровождают лов рыбы, из-за чего, сами того не зная, сидят днями любители-рыбаки Я до того это понял, что часами могу сидеть, не забрасывая удочки.
Но бывает что-то вроде вины от этого, и тогда спохватишься – и за удочку. И когда выхватишь рыбу, то опять можно думать. Так что в конце концов, чтобы думать о рыбе, нужно ее и поймать.
Мыслить – значит, как синичка, бегать по стволу дерева и вверх и вниз головой и прыгать туда и сюда с веточки на веточку.
Движение во все стороны есть одно из необходимых условий существа мысли. И если все-таки ствол дерева един, если для совершения дела мысль должна остановиться на чем-то одном, то необходимое движение мысли надо искать в деле.
Чувствую всем народным своим существом, что когда-то где-то в нашей стране родилось или пришло небывалое слово, и мы теперь перешли от слова к делу жизни, и поэты наши должны дать не поэзию слова, как раньше, а поэзию дела.
Правда любит селиться в деле: не всякое дело есть правда, но правда живет всегда в деле, и если даже явится правда в красоте, то такая красота всегда бывает действенной.
* * *Все и каждый. Есть книги для всех, и есть книги для каждого. Для всех учебники, хрестоматии, для каждого книга – это зеркало, в которое он смотрится и сам себя узнает и познает в истине.
Книга для всех учит нас, как нам надо за правду стоять. Книга для каждого освещает наше личное движение к истине.
Правда требует стойкости: за правду надо стоять или висеть на кресте, к истине человек движется.
Правды надо держаться – истину надо искать.
Истина и Правда. Деловое искусство есть пропаганда или искусство, подчиненное правде-делу. Правда века людьми еще не вполне усвоена и потому не стала еще истиной, которая не мешает свободе искусства. Так что оставаться свободным в искусстве можно только на основе истины, контролирующей время правды, так как правда расположена во времени, а истина от него не зависит. И еще «так что»: правда есть истина, ограниченная временем.
