Николай Ховрин - Балтийцы идут на штурм! (c иллюстрациями)
— По праву сильного, понял?
После этого вопросов к нам больше не было. Громко, чтобы все слышали, я отдал приказание Кузнецову-Ломакину никого из помещений не выпускать, у всех дверей расставить караульных. Когда мы вышли на улицу, начальник караула в раздумье спросил:
— И долго их тут держать?
— Вряд ли нужно долго, — сказал я, — припугнули мы их, и на первый раз хватит. Если кто будет проситься выйти в город — не препятствуй...
Кузнецов-Ломакин в точности выполнил приказ. В тот же вечер центрофлотцы поодиночке ушли, сдав свои дела. Орган соглашателей перестал существовать. Матросы о нем не жалели. Но так называемый «Комитет спасения родины и революции» направил по всем флотам телеграмму: «27 октября в 5 часов вечера в Центрофлот явился матрос Ховрин, заявивший от имени Морского военного комитета, избранного съездом Советов, о роспуске Центрофлота. На запрос о причине Ховрин ответил: «По праву сильного». Не имея возможности сопротивляться грубой силе, Центрофлот
[162]
заявил: роспуск считает незаконным. Подчинился грубой силе и сдал дела».
На флотах эта телеграмма произвела совсем иное впечатление, чем то, на которое рассчитывали в «Комитете спасения». Матросы единодушно одобрили решение ВМРК.
Военно-морской революционный комитет занял помещение, где размещался прежде Центрофлот. Разогнав соглашателей, мы пригласили из состава Центрофлота матросов-большевиков. С нами стали работать Василий Марусев, Владимир Полухин, Иван Соловьев и еще несколько человек. Все они активно помогали Вахрамееву налаживать работу нового органа.
Одним из первых получил задание ВМРК Анатолий Железняков. Ему поручено было обеспечить порядок в районе Невского проспекта и Дворцовой площади. В то время на Невском и возле Зимнего дворца группами собирались недовольные революцией обыватели, чиновники разных ведомств, гимназисты. Они устраивали жидкие митинги протеста, шумели и витийствовали друг перед другом. Там же появилось много уголовников и всякого рода анархиствующих личностей, рассчитывающих половить рыбку в мутной воде.
Железнякову выделили матросов из 1-го Балтийского экипажа. В помощь себе он взял также Эйжена Берга. Тот с удовольствием согласился разгонять буржуев и жуликов. Один вид Берга с неизменными револьверами за поясом действовал на слабонервных интеллигентов устрашающе. Достаточно было ему подойти к кучке митингующих против Советской власти, как она сама собой тихо и незаметно таяла. Бергу иногда даже не приходилось прибегать к словам и уговорам.
В первый же день матросские патрули навели в районе Невского и Дворцовой площади идеальный порядок. И митингующих, и уголовников как ветром сдуло. Берга стали шутливо называть комендантом Невского.
Военно-морскому революционному комитету с самого начала его деятельности пришлось решать массу неотложных вопросов. Для работы не хватало суток. Многие из нас и поселились тут же, в Адмиралтействе, приспособив для ночлега диваны и кресла.
Во главе Морского министерства была поставлена коллегия из трех человек. По ходатайству ВМРК первым наркомом по морским делам стал Павел Ефимович Дыбенко. Управляющим министерством рекомендовали капитана
[163]
1 ранга Модеста Васильевича Иванова. Во все управления были назначены комиссары.
В Петрограде было неспокойно. Один за другим вспыхивали юнкерские мятежи. Теперь, несколько десятков лет спустя, видно, что новая революционная власть допустила ошибку, не разоружив юнкеров сразу же после ареста Временного правительства. Но в те дни такая мера не казалась необходимой.
В тот день, когда это случилось, я находился в ВМРК. Неожиданно со стороны Исаакиевской площади послышалась пулеметная стрельба. Все, кто находились в помещении, схватились за оружие и помчались на улицу. Перед нашими глазами предстала такая картина: два броневика кружили по площади и вели огонь по рослому матросу, который прятался за колоннами собора. К груди он прижимал раненую руку и морщился от боли. Прибежавшие из Адмиралтейства моряки, прячась за штабелями дров, пытались подобраться к машинам поближе. Но свинцовый ливень не давал возможности подступиться к ним. Наша же стрельба была бесполезной — пули отскакивали от брони.
Похозяйничав перед Исаакием примерно с полчаса, броневики направились на улицу Гоголя. Один из них на углу почему-то остановился. Мы выскочили из-за укрытий и бросились к машине, дружно навалились на нее и опрокинули набок. В дверцу застучали прикладами, кто-то крикнул:
— А ну, вылазьте, гады!
Медленно открылся люк, показался бледный человек в кожаной тужурке. Увидев, что стоящий рядом матрос замахнулся штыком, он отшатнулся и срывающимся голосом попросил:
— Не надо, я не стрелял, я — шофер!
Следом за ним вылезли еще двое. Под солдатскими шинелями у них были офицерские кителя. Обоих тут же пристрелили, а трупы сбросили в реку. С этими лютыми врагами нельзя было церемониться.
Очень часто враги сами вызывали нас на жестокость, бессмысленно убивая наших товарищей. Матросы беспощадно мстили за гибель друзей.
Никогда не забуду случай, который произошел во время осады восставшего юнкерского Павловского училища. Моряки и солдаты обстреливали засевших в здании юнкеров, пытались ворваться внутрь, однако каждый раз отступали, оставляя на мостовой раненых и убитых. Мятежники дер-
[164]
жались стойко. Но вот в окне показалась высунутая на штыке белая тряпка.
— Братва, гляди — сдаются юнкера! — воскликнул кто-то.
— Наконец-то додумались! — раздались голоса.
Все вышли из-за укрытий и направились к подъезду. Но едва дошли они до середины двора, как из окон в упор ударили пулеметы... Десятки убитых и раненых упали на камни двора.
Ярости наступавших не было предела. Они ворвались в здание. Расправа была короткой...
В эти дни всем нам некогда было даже сомкнуть глаз. На Петроград начали наступление казачьи части генерала Краснова. Военно-морской революционный комитет многое сделал для отражения этой угрозы. Боевые корабли получили приказ занять позиции, с которых можно было держать под обстрелом подступы к Петрограду. Отряды кронштадтских, гельсингфорсских и ревельских матросов были направлены под Гатчину и Царское Село.
Мне тоже было поручено выступить с матросским отрядом навстречу наступающим казакам. Командиром выделили нам пехотного офицера, а я был за комиссара. Из города вышли пешим порядком. Пока двигались по улицам Петрограда, отряд имел бравый и подтянутый вид. Но вот потянулись размокшие от дождя проселочные дороги. Здесь мы убедились, насколько неподходящая матросская форма для маршей. Ботинки у всех промокли насквозь, брюки были в грязи.
