Андрей Меркулов - В путь за косым дождём
В Витебске нас ждали многотонные автозаправщики, даже не верилось, что все это поместится в баках, но ведь предстояло пройти непривычно долгий для вертолета путь готовыми к любой неожиданности.
За Витебском нас встретила Литва с ее характерной архитектурой готических построек и костелов. Дождь все шел. На следующий день нам уже не дали вылета. Тоскливо стояли мы у карты, думая о том, что выставка в Ле-Бурже ждать не станет. Сквозь туман еле-еле просматривались на аэродроме силуэты вертолетов, напоминая исполинских динозавров. За много лет испытаний я так и не мог привыкнуть к их фантастической форме... Она волнует меня сходством с фантазиями Жюля Верна и с необычностью бескрылых аппаратов, которые когда-нибудь понадобятся для посадки на Луну, где нет атмосферы. Как вы знаете, на Тушинском параде мне приходилось уже показывать полет на турболете, сооруженном вроде башенного крана... И вот, пока погода не пускала нас в Европу, оставалось бродить вдоль карты, глядя сквозь туман на гигантские тени вертолетов, и размышлять о посадке на Луну.
Дождавшись амнистии от синоптиков, мы, дружно воскликнув, как старые кавалеристы: «По коням!», бросились к своим машинам... И вот уже под нами — Неман. Отчетливо был виден пограничный столб с гербом СССР. Мы не были новичками в заграничных встречах — приходилось бывать в Европе, в Азии и в Америке, а командир нашего МИ-6 Василий Колошенко, опытный полярник, знал все континенты: зимовал на Северном полюсе и в Антарктиде, видел величественные многоцветные грани Гималаев в Индии, где его вертолет МИ-4 оказался победителем в международном конкурсе на лучшую машину для самых трудных высокогорных условий... И все же каждый из нас снова почувствовал что-то схожее с инстинктом перелетных птиц — Россия осталась за кордоном. Но соседняя польская земля встречала нас дружественно: как принято во всей Европе, мы перешли на радиосвязь по-английски и вдруг услышали родную речь: это польский радист практиковался в русском языке.
Варшава была хороша, как сказка: Борис Земсков, который пролетал теперь над ней на величественном воздушном кране МИ-10, видел ее с воздуха еще в дни войны, всю в руинах; казалось, не встать уже больше таким, как был, прекрасному старому городу, но вот он восстановлен, кропотливо, по разысканным старым чертежам и проектам, а в других районах отстроен по-современному, заново... Может быть, с воздуха особенно остро чувствуешь, как много сил положила Польша, чтобы восстановить свою Варшаву. В Польше, которая тоже строит вертолеты наших систем, встреча была многолюдной. Мы все, инженеры, механики и летчики, сразу превратились в гидов, и выставка вертолетов для нас уже началась.
Над Одером на второй день полета мы пересекли вторую границу. Внизу была аккуратно расчерченная немецкая земля. Ясный день. Нас всех ведет по курсу флаг-штурман Петр Халтурин, быть может, как мы думаем, дальний потомок знаменитого революционера. Он плечист, высок и белокур. Он сидит впереди всех в стеклянной сплошь кабине, и кажется, что он, как Илья Муромец, едет на богатырском коне через необозримые просторы полей. Скользит внизу странная тень летучего крана МИ-10 — он настолько красив на фоне чистого неба, что я, не выдержав, попросил Земскова подойти поближе, чтобы сфотографировать. «Берлин», — говорит в это время Халтурин. И впереди уже видны предместья большого города, тихие, глубокие пруды, красиво окруженные густой зеленью, четко разграниченные линии шоссейных дорог.
Он повернулся к Щербакову и, обращаясь уже к нему одному, добавил:
— Ты ведь сам летал здесь в последние дни войны и помнишь горизонт в сплошной пелене пожаров... Теперь все раны города закрылись кварталами новостроек, и мы пришли сюда не мстить за сожженные города и села, а как паломники над Европой, странствуя к выставке авиации.
После посадки мы все отправились в Трептов-парк, и здесь нас встретила аллея русских березок у скульптуры двух воинов, склонившихся над погибшими... Мы пошли затем к рейхстагу, к Бранденбургским воротам — до шлагбаума. Но странной, тревожной тишиной, как будто в ней еще таятся выстрелы, встретила нас граница Берлина: на нейтральной зоне, в самом центре города, как шрам, тянется полоса бурьяна и домов, разрушенных войной... Здесь кажется, что ясный полдень все еще обманчив со своей тишиной, как ожидание в окопе. Быть может, это ощущение было рождено тем, что мы знали: единственная страна, которую по дороге на мирную выставку нам придется обойти стороной, — Западная Германия. Поэтому от Берлина мы пошли не в Париж, а на север, к границам Дании.
Впервые нам предстояло пройти на больших вертолетах над морем, и мы готовили резиновые лодки, надевали уже надувные жилеты и вызывали по радио советские корабли. Теплоход «Иван Ползунов» ответил, что будет следить за нами, пока не выйдем на сушу. Но сам он был далеко, в стороне от нашего курса на 60 миль. Над морем было непривычно, нет рельефности, в тумане не видно горизонта. На аэродром Копенгагена заход на посадку был с моря, Дания нам показалась сплошь вычитанной из Андерсена, игрушечной. Островерхие дома с черепичными крышами. Не очень большой дворец на маленькой площади. Здесь живет король — это тоже было вроде детской сказки, потому что не он руководит страной. Аэродром скандинавской компании «СAC» — мирного значения, здесь представительства всех крупнейших авиакомпаний, и самолеты здесь были тоже разные, как на выставке, но именно к нам был направлен неподдельный интерес специалистов. Балконы аэропорта густо унизаны вышедшей из здания публикой — их удивляли наши огромные вертолеты, а мы, в свою очередь, удивлялись тому, что корабли проходят здесь мимо по проливу так, как будто плывут по самому аэродрому... Нам повезло в Копенгагене: шофер автобуса из торгпредства оказался непревзойденным гидом, за два года он заучил чуть ли не всю историю и географию страны. Он сообщил нам родословную короля, его планы насчет брака младшей дочери с греческим принцем и советовал не пить пиво — из-за забастовки пивоваров его возили за слишком дорогую цену из Швеции. Но больше всего нас поразило в Копенгагене уличное движение: оно обходится почти без полицейских и отдано водителям и пешеходам под общественный контроль, малейшее нарушение уже вызывает возмущенные гудки соседей.
Над прекрасной цветущей фермерской Данией мы прошли от столицы на Эсбьерг — над длинными полосками тщательно возделанной земли, где в конце всегда стоит аккуратный кирпичный домик с кирпичным коровником. Знаменитые рыжие датские коровы на всем пути шарахались от вертолетов. Так же как и куры, — равнодушные к самолетам, они повсюду разлетались в панике от одной нашей тени, очевидно принимая машины за огромных коршунов: масштаб куриной фантазии ужасов внезапно вырос до размеров нашего летучего крана. За час мы пересекли всю страну и сели на травяном спортивном аэродроме, куда из города сразу стали съезжаться автомобили. Был день отдыха, и датчане, собравшись толпой вокруг аэродрома, упросили полицейских пустить их из-за забора к вертолетам. Мы захлебнулись в раздаче значков и автографов, в вопросах взрослых и детей. Нашему перелету не предшествовала реклама в газетах, корреспонденты о нем заранее не знали, и слава наших машин шла не впереди, а за нами, чистая в своей непосредственности.
