Геннадий Прашкевич - Жюль Верн
В Нанте писатель окончательно решил оставить Париж.
Удобнее всего было поселиться в Амьене, родном городе Онорины. И город спокойнее, и море рядом. Пакуя бумаги и книги, Жюль Верн наткнулся на снимок Эстель, сделанный когда-то Надаром. Рассматривая фото, он с отчаянием понимал, что неразумно брать его с собой в Амьен. Белокурая красавица, латинский нос, взгляд тревожный. Семейная жизнь и без того разлаживалась. Вздохнув, Жюль Верн вложил снимок в один из томов «Необыкновенных путешествий» и отправил Надару.
Кстати, именно Надар, старый друг, взялся уговорить Онорину.
Как это, не понимала Онорина, оставить Париж? Как это надолго, может, навсегда забыть про Большие бульвары и модные магазины? Как это скучать в Амьене в унылый сезон ветров и дождей и общаться только с родственниками?
Она не сразу приняла тот факт, что Амьен сейчас — лучшее, на что можно рассчитывать. Раздельное проживание с мужем под одной крышей было в те времена явлением достаточно распространенным, но в Париже это не могло долго оставаться незамеченным. А зачем плодить ненужные слухи? Только здравость этой мысли помогла Онорине. К тому же она остро чувствовала, что Париж перестал быть для ее мужа волшебным городом.
Часть третья.
ЗЕЛЕНЫЙ ЛУЧ
(1873-1886)
Померк багряный свет заката,
Громада тун росла вдали,
Когда воздушные фрегаты
Над самым городом прошли.
Сначала шли они как будто
Причудливые облака,
Но вот поворотили круто —
Вела их властная рука.
Их паруса поникли в штиле,
Не трепетали вымпела.
«Друзья, откуда вы приплыли,
Какая буря принесла?»
И через рупор отвечали
Мне капитаны с высоты:
«Большие волны нас качали
Над этим миром. Веришь ты —
Внизу мы видим улиц сети,
И мы беседуем с тобой,
Но в призрачном зеленом свете
Ваш город будто под волной.
Пусть наши речи долетают
В твое открытое окно,
Но карты, карты утверждают,
Что здесь лежит морское дно.
Смотри: матрос, лотлинь распутав,
Бросает лот во мрак страны.
Ну да, над вами триста футов
Горько-соленой глубины».
Леонид Мартынов
Дом на перекрестке улицы Дюбуа и бульвара Лонгвилль. — Венная потребность работы. — Новый договор с Этцелем. — «Страна мехов». — Скандал в тихом Кикандоне. — Комбинированные сюжеты. — Филеас Фогг и Паспарту. — Отзыв Николая Лескова. — Двадцать четыре минуты на воздушном шаре. — Настоящая робинзонада. — Ссоры с издателем. — Человек из будущего. — Остров Линкольна. — Бурная история капитана Немо. — «Волга берет начало у корня ольхового дерева в 200 верстах от Ярославля». — Солнечный мир: колония на комете. — Знак отверженности. — «Леонардо». — Всемирная выставка. — Будущее Амьена глазами писателя Жюля Верна. — Тяжелая болезнь Онорины. — Печальный бал. — К вопросу о морлоках и кающихся. — «Сен-Мишель III». — «Пятнадцатилетний капитан». — Мишель плывет в Индию. — «Шестиног Бенедикта». — Снова Паскаль Груссе. — Доктор Саразен и профессор Шульце. — Возвращение Мишеля из плавания. — «Паровой дом». — Приключения Оливера Синклера и Елены Кэмпбелл. — Секс в Фингаловой пещере. — Зеленый луч. — Опять ссоры с издателем. — Онорина, Мишель, разочарования. — «Фритт-Флакк». — Граф Монте-Кристо в версии Жюля Верна. — Путешествие 1884 года. — Пленники «Альбатроса». — Сумасшедший племянник. — Сонет к морфию. — «Невидимая невеста». — К вопросу о свободе
1
«Амьен, — писал Жюль Верн старому другу Шарлю Валлю, — настолько близок от Парижа, что можно ощущать блеск столицы и в то же время находиться вдали от невыносимого шума и сутолоки. Да, кроме того, мой замечательный "Сен-Мишель" стоит на якоре рядом!»
Правда, Онорина оторвана от парижских бутиков и салонов, зато, гостеприимная по натуре, она теперь с удовольствием принимает нантских родственников и новых знакомых в просторном доме на углу улицы Шарля Дюбуа и бульвара Лонгвилль. Внизу пять комнат, наверху — три. Рядом с калиткой — медный морской колокол, подарок Поля Верна. Часть двора занимает оранжерея. В библиотеке — много книг, журналы, старые и новые тома «Необыкновенных путешествий». Кабинет — в круглой башенке, возвышающейся над черепичной крышей. Письменный стол, тяжелое вольтеровское уютное кресло, старинное лакированное бюро с выдвижными ящиками — знаменитая картотека.
«Мы постучали в дверь углового дома на тихой амьенской улице, — рассказывал итальянский писатель де Амичис. — Нас провели в уютную гостиную, куда тотчас вошел сам Жюль Верн, протягивая нам обе руки. Если бы мы встретили знаменитого писателя, не зная, кто он такой, то сильно бы удивились. Он похож, скорее, на генерала в отставке или на профессора математики, а может, на начальника департамента. Серьезный, внимательный взгляд, но во взгляде и речи — живость, присущая всем художникам. Держал он себя просто, на всем лежал отпечаток прямоты и чистоты мыслей и чувств. Судя по аккуратной одежде, по обдуманной речи и неторопливым движениям, Жюль Верн, несомненно, принадлежит к людям, которые не любят привлекать к себе внимание. Даже о своих произведениях он старается говорить бесстрастно».
2
Как и прежде, Жюль Верн вставал в пять утра.
Чашка шоколада и работа. Затем — завтрак и работа.
А затем — прогулка. Сперва по зеленой улице Порт-Пари… Потом по улице Виктора Гюго, с которой открывался прекрасный вид на готику Амьенского собора и на воды спокойной Соммы… Сын ревностного католика, Жюль Верн редко посещал воскресные службы — в провинциальном Амьене это, конечно, заметили. «Будучи бретонцем, — оправдывался писатель, — я по рассудку и по здравому смыслу, а также по семейной традиции все равно христианин и католик». Но в Жюле Верне никогда не было религиозной суровости, а Этце-лю он однажды написал так: «Вы, конечно, правы относительно того, что в этом мире наше земное существование является всем, но в жизни будущей оно — или ничто, или почти ничто. Так что в этой связи не так важно, как жил человек, важно, что жил он почтенно, по-христиански, по-католически».
