ДЖЕМС САВРАСОВ - МОИ АЛМАЗНЫЕ РАДОСТИ И ТРЕВОГИ
Иногда мы пели эту песню с ним вдвоём. Я, конечно, лишь подпевал, солистом всегда был Игорь. Тоска-печаль пронизывает песню, товарищам погибшего до боли в сердцах жаль похороненного в горах друга:
А на вечернем досуге
В скалах мерцает огонь:
Грустную песню о друге
Где-то играет гармонь.
Ветер тихонько колышет,
Гнёт барбарисовый куст...
Не думалось нам, не гадалось, что эта песня станет пророческой, что один из нас сорвется со скалы и ляжет в землю раньше отведённого природой срока. Именно Игорю выпала такая участь. Нелепый случай или жестокость судьбы вырвали его из нашего узкого круга друзей-товарищей, бывших амакинцев, когда-то встретившихся на гостеприимной нюрбинской земле.
О первой встрече с Игорем и Ритой, его женой, мне приходилось писать в одном из рассказов. Это было, когда в начале 60-х годов мы с Гошей Балакшиным вломились в домик к прибывшим в Амакинку молодам специалистам и предложили им соревноваться в песнях, кто больше знает и кто лучше поёт. Мы были уверены в своей победе, ибо в загашнике песен у нас было немало да и спевка многолетняя. Но случилось непредвиденное: оказалось, что они знают песен больше, а поют под гитару вообще бесподобно. Мы были побеждены, и... с радостью приняли свое поражение. С этой памятной ночи мы подружились и подружились навсегда.
Другим памятным эпизодом из первых лет нашего знакомства было трехдневное «сидение» в аэропорту посёлка Оленёк по пути на полевые работы: Игорю с Ритой на Большую Куонапку, кому-то из геологов на Малую Куонапку и на Эбелях, мне на речку Омонос, на коренной выход трубки Ленинград. Три дня мы ждали вертолёта и три дня были в приподнятом лирическом настроении. Игорь и Рита были в ударе, гитара у них имелась, и они самозабвенно пели. Но как они пели! Ни от одного из прославленных бардов тех лет мы не слышали ничего подобного.
К их палатке (в порту мы обосновались со своим жильём) собирались все, ожидавшие вертолёта, чтобы послушать их песни. У геологов было какое-то восторженное песенное состояние. Да и молоды мы были тогда, не испарилась еще из наших душ романтика. Впереди у многих были геологические маршруты по неизведанному Анабару (это был сезон 1966 года, когда амакинцы впервые вышли с геологическим картированием на кристаллический щит), интереснейшая работа с поисками кимберлитов по Малой Куонапке, по Анабару, по Эбеляху в малоизученном Анабарском районе..
С грустью мы расставались, когда пришёл вертолёт и начал разбрасывать нас по точкам. На прощанье Игорь и Рита спели нам одну из своих самых любимых песен:
Перепеты все песни, расставаться нам жаль.
В этой песне последней прозвучала печаль:
Чтобы ты не спешила уходить от огня,
Чтобы ты полюбила за песню меня.
Песенное настроение сохранилось у многих из нас весь полевой сезон. Осенью, после поля, мы уже принимали Игоря и Риту в свою геофизическую семью, как самых дорогих и любимых родственников. Так и говорили тогда завистники о нашей компании: «геофизики и примкнувшие к ним Богатые».
В камеральные зимы тех лет сколько было перепето песен: геологических и туристических, студенческих и бардовских, жизнерадостных и грустных, да и всяких прочих. Приходится с тоской вспоминать о тех счастливых днях.
На встречах наших чередовались «старые» песни Георгия Дмитриевича Балакшина, привнесенные позднее песни Юлии Плесум и Наташи Каревой, ну и пришедшие им на смену песни Игоря и Риты Богатых. Для присутствующих всегда был праздник, когда в компании появлялись Игорь и Рита. С приходом их сразу же начинались песни. И пели долго и самозабвенно.
Вот немногое из того, что они пели, что сохранила моя память. Риту часто просили спеть очаровательную и её любимую «Синие сугробы»:
Песню — зачем из дома понесу,
Если могу найти её в лесу.
Знаешь, какой красивый лес зимой —
Её с мороза принесу тебе домой.
Рита была коренной москвичкой, поэтому песни о Москве занимали немало места в её и Игоря репертуаре:
О, Москва, Москва святая,
В переулочках кривых,
Тополиный пух летает
Вдоль умытых мостовых.
Ты не просто город где-то,
Ты видна в любой ночи.
Разнесли тебя по свету
В своих песнях москвичи...
Вдобавок нередко вспоминалась и песня Городницкого «Полярная звезда», тогда еще бывшая в новинку:
А там, в Москве, улыбки и концерты,
И даже солнце всходит каждый день,
А мне всё реже синие конверты
Через снега приносит северный олень...
Пожалуй, более всего пришлись по душе геофизикам и быстрее всего пришлись к застольям две песни Игоря и Риты. Это прекрасная геологическая песня о Магадане:
На рассвете роятся над бухтой туманы,
На рассвете и выйду я из Магадана
По тропиночке узкой на северо-запад
Мягко выстелил стланик мохнатые лапы.
Не сердись и собраться мне в путь помоги,
Этой ночью решил я начать всё сначала.
Ночью ветер принёс хвойный запах тайги,
И дорога под сердцем моим застучала...
Чудесные слова, лиричность мелодии сделали эту песню коронкой многих товарищеских встреч. Вторая песня, которая особенно полюбилась ветеранам предпенсионного возраста, «Кто сказал, что я сдал?»:
Мокрый клён за окном,
след дождя на стекле;
Так зачем о былом
песню даришь ты мне?
Кто сказал, что я сдал,
что мне рук не поднять,
Что я с песней порвал,
что рюкзак не собрать?
Соберу в рюкзаке,
что хранил, что берег,
Что осталось со мной
после трудных дорог:
Неба синего синь,
скал щемящий оскал;
Сроки мне отодвинь —
я своё не сказал..
Конечно, после изрядного количества тостов, когда начинала играть в жилах кровь, когда забывались радикулит, печень, почки и прочие хвори, начинало казаться, что дай тебе рюкзак, и ты небрежно кинешь 20-километровый маршрут по тайге. Припев повторялся неоднократно и с особым вдохновением:
Кто сказал, что я сдал,
что мне рук не поднять?
Кто сказал?!.
Другие, часто исполнявшиеся из необъятного числа привезённых Игорем и Ритой песен:
«Алые паруса»
Эй, не грусти, капитан,
Волнам отдай свою боль.
Скоро к лазурным придём берегам,
Встретит с улыбкой Ассоль.
«За белым металлом»
В промозглой мгле ледоход, ледолом.
По мерзлой земле мы идем за теплом —
За белым металлом, за синим углем,
За синим углем — не за длинным рублем!
Ровесник плывёт рыбакам в невода,
Ровесника тянет под камни вода.
А письма идут неизвестно куда,
А дома, где ждут, неуместна беда.
«У Геркулесовых столбов»
