Дмитрий Кустуров - Сержант без промаха
Такое укрепление перемололи артиллерия и авиация. За артподготовкой «петляковы», прилетая стаей, обрушили на головы фашистов массу бомб. Затем над траншеями пронеслись штурмовики и пикировщики.
Аж дух захватывает. Солдату среди невероятного грохота боя так и хотелось крикнуть: "Так их, миленькие!"
Раньше. В августе артподготовка длилась где-то минут десять. Только в первый день перед наступлением наши пушки били до 35 минут. Из-за нехватки снарядов дивизия в день наступала не больше пяти часов.
Встанешь — фашист тут же заставлял прижаться к земле. И наступления так и не получилось.
Нынче. После того, как артиллерия и авиация шквалом огня накроют укрепления противника, встает пехота с криком "Ура!" на штурм. При такой поддержке каждый раз продвигаешься вперед на несколько сот метров.
Итак, началось настоящее наступление. Солдат видит, чует это.
234-й полк пошел в атаку с флангов. Такая тактика имела цель обмануть противника. Как только фашисты начали бить по идущим взводам, с флангов встали роты, которые и должны были решить судьбу боя. Вскоре за траншеей фашистов также грянуло "Ура!", затрещали автоматы, стали рваться гранаты. Это действовал взвод автоматчиков, присланный туда еще до рассвета. Противник, не выдержав, вынужден был отступить.
От передового края первой, главной, полосы до второй, дополнительной, оказалось восемь километров. Между этими полосами было несколько опорных пунктов. Один из таких пунктов оказал сопротивление в течение трех часов. На второй полосе, наоборот, дзотов было много — на участке с километр сразу бьют 6–7 пулеметных точек. Дивизия все это расчистила за один день.
Федор уже видит конкретный результат: как прошлась артподготовка, тут же атака, как поднялись в атаку, так и продвинулись вперед. И не испытывал чувства безысходности, беспомощности, как бывало иногда.
На четвертый день, когда была взята третья полоса, фашистов не стало видно. Танки с пехотой устремились вперед. Затем двинулись пешие роты, артиллерия, минометные взводы, штаб полка, медсанбат, хозяйственная рота все живое, образовав длинную вереницу обоза, тронулось и двинулось на юго-запад. Федору показалось, что в 1941 году наступление было более легким на подъем. Тогда артиллерии было совсем мало. Интенданты, медсанбат, другие службы ему и на глаза не попадались. Сейчас все пришло в движение почти сразу и вместе.
Саперы, идя впереди, рубят и настилают жерди, сучья. Но телеги, особенно пушки, часто проваливаются.
Взвод, где шел Охлопков, прикрепили за батареей 150-миллиметровых гаубиц. И вытаскивание из грязи пушек, и возня с лошадьми стали обязанностью солдата.
А лошадей разных много. Тонконогие рысаки, совсем Дикие лошади и обыкновенные клячи в одной упряжке тянули тяжелые пушки. У каждой свой норов, но, как перестают тянуть упряжь, хлещут нещадно и тех, и Других. И лошади хрипели, ржали, поднимаясь на дыбы и отбиваясь передними ногами.
Одну такую скотину, привязанную у обочины дороги к березке, командир взвода велел Охлопкову взять "на всякий случай". Он шел с ней долго. Где травка гуще, останавливался и давал ей немного «перекусить». Скоро лошадка вроде привыкла к нему и по пустякам уже не дергалась. Однажды, приведя ее в овраг напиться, потрогал за холку. Лошадка не дернулась. И Федор взял да сел на нее верхом. Он знал, что якутская лошадь не любит, когда дергают за уздцы или прижимают каблуками бок. Может, и у этой такой же норов? И, сидя верхом, уздцы Федор держит свободно, пятками не касается ее туловища. Будто так ей нравится: идёт спокойно.
Не успел привыкнуть к низкорослой, очень похожей на якутскую, лошадке, ее забрали в упряжь гаубицы вместо сломавшей себе ногу лошади. Отдавая ее артиллеристам, хотел сказать что-нибудь такое, к чему те непременно бы прислушались, но у него вырвалось только: "Не гоните больно". В тот миг Федору показалось, что перед ним самая обыкновенная якутская лошадь из его родных мест.
К вечеру враг дал о себе знать.
Как началась перестрелка, отделение Охлопкова получило задание уничтожить расчет пулемета, бьющего с бешеным усердием. Фашист устроился высоко на косогоре. Оттуда ему очень удобно не дать нашим пройти по распадку и развить атаку по обеим сторонам. Охлопков, не мешкая, вывел отделение на гору, и двумя меткими выстрелами уничтожил расчет. Однако, как только начали забираться на другой косогор, пулемет заработал с новой силой. Взвод был вынужден залечь. Пользуясь тем, что отделение шло со значительным опережением, бойцы прижались к крутой стене гор, где не доставали вражеские пули. "Нет, по распадку нельзя", — мелькнуло в голове Федора, и он стал карабкаться вверх по крутому склону.
Очистив путь дружными взрывами гранат, взвод поверху снова продвинулся вперед. Преследование врага можно было бы считать удачным, если бы многие бойцы не нарвались на мины.
С наступлением темноты враг преподнес другой сюрприз. Сначала послышался гул вражеских самолетов. На этот приближающийся гул мало кто обратил внимание. Но вдруг в небе вспыхнули зеленоватые ракеты: это фашист освещал идущий по дороге обоз. Когда раздалась многократная команда "Воздух!", гул слышался уже почти над головой. Ох, как неповоротливы крупные пушки на конных тягах! Некоторые кое-как сумели выйти за обочину, иные беспомощно крутились среди дороги. Пришлось срезать лямки и гнать лошадей в лес. Среди этой суматохи снова вспыхнула зеленоватая завеса яркого света. Федору показалось, что свет держался очень долго: кругом все видно, как на ладони. Штурмовики, идя парами, сначала прошли на восток, затем вторым заходом пронеслись обратно. И при каждом заходе лил свинцовый дождь.
Во время ночного налета почти никто не погиб. Но было очень много поломок, ушло несколько лошадей. И потому, оставив артиллерию на попечение одной роты, пришлось ночевать недалеко в лесу.
Под утро был объявлен привал. Тут-то догнало и прошло два батальона. Машин гораздо больше, чем у них, бойцы на машинах едут с песней. Когда справлялись кто они, откуда, те отвечали: "Мы — белгородцы". Это, оказывается, проехала гвардия.
А здесь латали поломки, приводили в порядок лямки, сбруи, искали ушедших лошадей. По приказу командира взвода, отделение Охлопкова ремонтировало телеги. И в этом деле Федор оказался способнее: ловчей других завязывал порванные лямки, выпрямлял изогнутые части. Для одной телеги смастерили новое дышло. Когда хотели было запрячь лошадей, оказалось, кто-то привязал их так, что не смогли развязать. Развязал узел Федор и научил ездового якутскому приему привязывания лошадей к коновязи.
— Это же морской узел. Только на один прием меньше, — удивился командир батареи. — Без передка пушку, оказывается, можно и так привязать к лямкам.
