Николай Раевский - Дневник галлиполийца
— Какой же это недостаток?
— Вам чужд демократический дух... вы демократизованы, но вы не демократы...
— Что вы думаете о будущем Армии? Ответьте мне откровенно, господин майор — это не для «газеты». Думаете ли вы, что она еще сыграет свою роль?
— Как Армия — не знаю. Предсказывать события не берусь. Но я совершенно уверен в том, что те люди, которые ее сейчас составляют, сыграют в свое время большую роль, очень большую... Ваше национальное несчастье — русское безволье, а сюда, в Галлиполи, мне кажется, отфильтровались волевые люди со всей России. Конечно, они есть всюду, но это одиночки, а здесь такой сгусток воли, который неизбежно себя проявит.
... Мне кажется, что все-таки лучшее, что у вас здесь есть, это ваши военные училища. Искренне поражаюсь, как, не имея ничего, вы создали такие военные школы. Что бы вас впереди ни ожидало, сейчас у вас здесь делают огромное дело. Вы физически и нравственно спасаете тысячи молодых людей. Я только что из Константинополя. По сравнению с Галлиполи, это нечто ужасающее. Люди выброшены на улицу, и некоторые обращаются в форменных босяков — особенно молодежь.
{60} Конечно, фразы о ген. Деникине я не повторил. Сотрудникам «У.Г.» вообще было запрещено касаться личности ген. Деникина.
{61} Благородство обязывает...
{62} Впоследствии генерал-майор А.В.Туркул подтвердил мне этот факт.
{63} Цифра сильно преувеличена. Об этом эпизоде см. у Деникина ( «Очерки русской смуты»).
{64} Я не проверил этих сведений.
{65} За недостатком времени статья не была написана. Пользуясь сохранившимся конспектом, я еще раз повторил свою речь в Праге на заседании памяти генерала Корнилова 13 апреля 1924 г.
{66} Первое время в Галлиполи некоторые офицеры (с солдатами я, естественно, на эту тему не говорил) высказывали, порой в очень резкой форме, сомнение в юридической и моральной обоснованности применения смертной казни на чужой территории. Однако имевший место в первые же дни по приезде в Галлиполи расстрел (без суда) солдата, убившего с целью грабежа греческого врача, недовольства в Корпусе, насколько знаю, не вызвал. Впоследствии, по мере перелома настроений и ухода всех считавших, что борьба окончена, в беженцы, принципиальные сомнения почти прекратились. Огромное большинство офицеров, юнкеров и солдат, добровольно оставшихся в Галлиполи, считало, что в крайних случаях (пр. 12) смертная казнь в Армии необходима, независимо от того, находится ли она в России или за рубежом. Смертные приговоры (6 за все время пребывания в Галлиполи) встречались спокойно. Единственным исключением было дело полковника Щеглова. В этом случае внутреннее убеждение большинства чинов Корпуса разошлось с решением командира Корпуса, утвердившего формально вполне обоснованный приговор. Мотивы недовольства были, правда, самые разнообразные. Часть штаб-офицеров усмотрела в расстреле пожилого полковника «революционную меру», которая подорвет уважение к офицерам. Большинство считало, что старого человека не стоило расстреливать и можно было ограничиться высылкой в Константинополь. Наоборот, от простых солдат я слышал отзывы совершенно другого рода: «Правильно сделал генерал Кутепов. Если греть, так уже греть всех».
{67} Поручик П., вообще говоря, принадлежал к числу сочинителей «подлинных фактов» (такие тоже бывали). Поэтому я записал его рассказ, который, надо признаться, напоминает чувствительную кинодраму.
{68} Английские солдатские ботинки.
{69} Бюллетень, издававшийся штабом Корпуса. Он расклеивался вместе с газетами ( «Общее Дело», «Руль», «Новое Время») в городе и в лагере.
{70} У полковника Бредова оказался брюшной тиф.
{71} Начальник Офицерской артиллерийской школы, известный артиллерист-теоретик.
{72} Впоследствии выяснилось, что это было метеорологическое явление.
{73} Генерал-майор А.М.Шифнер-Маркевич, выдающийся офицер Генерального штаба, умерший в Галлиполи от сыпного типа.
{74} Это выражение не относится к добровольческой армии и в такой, общей, форме вообще не соответствует действительности.
{75} Ни в Галлиполи, ни впоследствии в Болгарии присутствие на панихидах по государю ни для кого из воинских чинов не было обязательным.
{76} «Цветными» называли четыре основных дивизии добровольческой армии — Корниловскую, Марковскую, Дроздовскую и Алексеевскую.
{77} Долина, ведущая к Эрзеруму.
{78} Ложный слух.
{79} Ложный слух.
{80} Научно говоря — различные виды семейства саранчовых (Acrididae).
{81} В Донецком бассейне.
{82} В начале пребывания в Галлиполи.
{83} Состоявших в небольшом числе в частях 1-го корпуса.
{84} Впоследствии в Болгарии генерал Гравицкий «сменил вехи» и перешел к большевикам.
{85} В Северной Таврии.
{86} Солдаты-артиллеристы, обслуживающие орудие.
{87} Оптическое прицельное приспособление. В случае необходимости бросить орудие полагается его снять.
{88} А впоследствии у красных. Приказание генерала Май-Маевского было, несомненно, вызвано негодованием на расправу с женщиной. Изменником был лишь Макаров.
{89} Но затем оставили на свободе.
{90} Мнение отдельных и весьма немногих лиц. Единодушно отрицалась в галлиполийских спорах лишь возможность навсегда примириться с восточной границей Польши, установленной по Рижскому миру.
{91} «Социализм» в наших речах усматривали не только некоторые младшие начальники. Вот запись разговора с одним вольноопределяющимся учебной команды Артшколы, сделанная по памяти в 1922 году в Болгарии и впоследствии проверенная самим вольноопределяющимся: «Вы не обидитесь, господин капитан? У нас есть ужасно странная публика — вот вчера один из наших «учебников» (солдат учебной команды. — Н.Р.), притом бывший студент, слушал, слушал «У.Г.», а потом вдруг и объявил в казарме — ей-Богу, господа, а они все-таки социалисты... Мы на него накинулись, а он все свое — социалисты да социалисты... Удивительная у человека голова».
Один из моих однокашников по училищу говорил мне несколько иначе: «Конечно, вы не социалисты. Мы в батарее окончательно убедились в этом после вашей речи о национальной интеллигенции. Но все-таки, знаете, откровенно говоря, нехорошо — у вас проскальзывают демократические нотки, а для офицера, кончившего Михайловское артиллерийское училище, это дело неподходящее».
Вообще говоря, отношение к «У.Г.», за некоторыми исключениями, было очень благоприятным. На первых порах многие боялись, что благодаря нам, сотрудникам «Газеты», корпус, чего доброго, замитингует. Впоследствии эти опасения совершенно прекратились. Генерал Кутепов в высшей степени решительно защищал лекторов от обвинений в «социализме» и не давал хода поступавшим к нему рапортам. Точно так же чрезвычайно сочувственно относился к «Газете» генерал Витковский, хотя личные его политические взгляды значительно расходились со взглядами большинства лекторов.
